Шрифт:
Закладка:
В мае 1794 года Шиллер подписал контракт на редактирование литературного ежемесячника под названием Die Horen. (Он надеялся привлечь в качестве авторов Канта, Фихте, Клопштока, Гердера, Якобу, Баггесена, Кёрнера, Рейнгольда, Вильгельма фон Гумбольдта, Августа Вильгельма фон Шлегеля и, что самое интересное, Гёте. 3 июня он отправил в Веймар письмо на имя «Hochwohlgeborener Herr, Hochzuverehrender Herr Geheimer Rat» («Высокородный господин, высокочтимый господин Тайный советник») с проспектом предлагаемого журнала и добавил: «В прилагаемой бумаге выражено желание ряда людей, чье уважение к Вам безгранично, чтобы Вы удостоили периодическое издание вкладом своего пера, в отношении ценности которого среди нас может быть только один голос. Мы чувствуем, Ваше Превосходительство, что Ваше согласие поддержать это начинание будет гарантией его успеха».112 Гете ответил, что с радостью внесет свой вклад и «уверен, что более тесная связь с выдающимися людьми, составляющими ваш комитет, пробудит к новой жизни многое, что сейчас во мне застоялось».113
Так началась переписка, вошедшая в сокровищницу истории литературы, и дружба, обмен уважением и помощью, продолжавшаяся в течение одиннадцати лет — до самой смерти Шиллера, должна войти в нашу оценку человечества. Пожалуй, самым показательным из 999 сохранившихся писем является четвертое (23 августа 1794 года), в котором Шиллер после нескольких встреч с Гете анализирует с вежливостью и откровенностью, скромностью и гордостью различия между их умами:
Мои недавние беседы с вами привели в движение весь запас моих идей… Многие вещи, в отношении которых я не мог прийти к правильному пониманию сам с собой, получили новый и неожиданный свет от созерцания вашего ума (так я называю общее впечатление от ваших идей на меня). Мне нужен был объект, тело, для нескольких моих умозрительных идей, и вы поставили меня на путь их поиска. Ваш спокойный и ясный взгляд на вещи не дает заблудиться в тех окольных путях, в которые спекуляции, а также произвольное воображение… так склонны заводить меня. Ваша верная интуиция улавливает все вещи, и это гораздо совершеннее, чем то, что с таким трудом отыскивается анализом… Такие умы, как ваш, редко знают, как далеко они проникли и как мало у них оснований заимствовать у философии, которая на самом деле может только учиться у них… Хотя я и делал это на расстоянии, я давно наблюдал за тем, какой путь проделал ваш ум…Вы ищете необходимое в природе, но… вы смотрите на природу как на целое, когда пытаетесь пролить свет на ее отдельные части; вы ищете объяснение личности в совокупности всех ее разнообразных проявлений».114
Ответ Гёте (27 августа) ловко избежал анализа мыслей Шиллера:
На мой день рождения, который случился на этой неделе, я не мог бы получить более приятного подарка, чем ваше письмо, в котором вы дружеской рукой подводите итог моему существованию, а своим сочувствием побуждаете меня к более усердному и активному использованию моих сил….. Мне будет приятно рассказать вам на досуге, чем был для меня ваш разговор; я тоже считаю те дни эпохой в своей жизни, ибо мне кажется, что после столь неожиданной встречи мы не можем не идти по жизни вместе.
Вслед за этим (4 сентября) Гете пригласил Шиллера приехать и провести несколько дней с ним в Веймаре. «Вы могли бы без помех заняться любым делом, которое вам нравится. Мы бы беседовали вместе в удобные часы… и я думаю, что мы не расстались бы без некоторой выгоды. Вы должны жить так, как вам нравится, и как можно больше, как будто вы находитесь в своем собственном доме». Шиллер с готовностью согласился, но предупредил Гете, что «астматические спазмы, от которых я страдаю, обязывают меня оставаться в постели все утро, так как ночью они не дают мне покоя». Таким образом, с 14 по 28 сентября Шиллер был гостем Гете, почти его пациентом. Старик нежно заботился о больном поэте, оберегал его от раздражения, давал советы по диете, учил любить свежий воздух. Вернувшись в Йену, Шиллер писал (29 сентября): «Я снова нахожусь дома, но мои мысли все еще в Веймаре. Мне потребуется много времени, чтобы разгадать все идеи, которые вы во мне пробудили». Затем (8 октября), с характерным для него рвением, он призвал: «Мне кажется необходимым, чтобы мы сразу же пришли к какому-то ясному пониманию наших представлений о прекрасном».
После этого в течение трех месяцев шла подготовка к выпуску первого номера Die Horen. Он вышел 24 января 1795 года; второй — 1 марта; остальные номера выходили ежемесячно в течение трех лет. Гете сообщал из Веймара (18 марта): «Люди бегут за ним, выхватывая номера друг у друга из рук; мы не могли бы желать большего для начала». 10 апреля Шиллер сообщил Гете: «Кант написал мне очень дружеское письмо, но просит отложить отправку своих материалов….. Я рад, что мы уговорили старую птицу присоединиться к нам». Гете попросил не подписывать его собственные произведения, поскольку в них было несколько его «Римских элегий», и он знал, что их похотливая чувственность покажется неприличной члену тайного совета.
В порыве энтузиазма, вызванного успехом, Шиллер уговорил Гете присоединиться к нему в другом периодическом издании, Der Musenalmanach, которое выходило ежегодно с 1796 по 1800 год. Самыми яркими произведениями в нем были «Ксении», которые оба поэта написали по образцу «Ксений» Марциала — эпиграмм, написанных в качестве подарков гостям. Шиллер так описывал этот проект Кёрнеру: «Все дело состоит в скоплении эпиграмм, каждая из которых представляет собой одно двустишие. В основном
