А в этот раз такого разговора не состоялось.

Она просто сказала.

– Оставайся.

Виктор сжал ее плечо, покачал головой.

Она вздохнула и устроила голову на его груди.

Семь лет их брака прошли, как семь дней. В первый день-год они были самые влюбленные люди в мире. Во второй – самые счастливые. В третий – самые родные и близкие, в четвертый – самые нежные и понимающие друг друга, в пятый – самые надежные и верные, в шестой – удивительно уважающие друг друга… в седьмой год Фая влюбилась.

Она не стала пытаться завести тайный роман на стороне, она не собиралась поддаваться своему чувству. Вместо этого пришла и рассказала Виктору все, что произошло с ней и чего она хочет и боится.

Хотела она сохранить Виктора, семью, брак, а боялась – сорваться и превратить их жизнь в бардак.

Виктор оценил ее честность, но не смог справиться с эмоциями – поехал куда-то, кому-то пытался набить морду – оказалось, что ошибся мордой. Фая предусмотрительно не называла имен и ориентиров.

Вернулся домой, уткнулся в ее колени, сжал руками ее бедра и поклялся себе бороться за эту прекрасную, любимую и невероятную женщину.

Они ходили к семейному психотерапевту, и в кабинете у нее вырывалось наружу такое, чего Виктор не мог даже предположить: он узнал, что был слишком предсказуем и скучен, что Фае кажется, – ничего никогда у них уже не изменится, а ей так хочется перемен!

Виктор, считавший, что стабильность – высшее благо, и не умевший экспериментировать с чувствами, чуть не сошел с ума в попытках организовать новизну.

Он усыпал постели лепестками роз, устраивал романтические прогулки на яхте, подарил ей какой-то редкий алмаз с кровавой историей и собаку – хаски по кличке Север.

Фая благодарила, обнимала, целовала, ее глаза ласково мерцали, но на семейной терапии она опять говорила, не обращаясь к Виктору, а обращаясь к психотерапевту:

– Новизна – она одноразовая, единственная, неповторимая. Мужчины тысячи лет дарят цветы. И если Витя принесет мне цветы, разве это придаст ему оригинальности, по которой я скучаю?

– Мне кажется, что Витя никогда уже не будет для меня новым… он как уютная заношенная пижама или теплые любимые тапочки, которые надеваешь не глядя. А там – там… там каждый день открывается гардероб, полный блистательных нарядов, которые я никогда не видела и не могла себе даже представить!

Тапочек-Виктор сидел как пришибленный. Он словно кокос проглотил – так давило изнутри, грозя разорвать на части, в груди и в горле. В его жизни Фая была сравнима разве только с отличным вином: всегда пьянящим, всегда кружащим голову и с годами только набирающим сладость и аромат.

Он смотрел на нее с горечью: на ее крутые тугие локоны, убранные в высокий хвост, шею и умопомрачительные ключицы. Она была самой красивой женщиной в его жизни, дочка балерины и дипломата, высшая лига. А он был ее тапком, потомственный крестьянин из семьи, разбогатевший благодаря папиной смекалке и яблоневым садам.

Неровня. Такие разные люди!

Фаина – вся, начиная с имени, блеск и великолепие, а он думал, что будет ее верным и сильным плечом всю их совместную долгую-долгую жизнь. Он не мешал ей блистать, наоборот, старался делать все, чтобы она сверкала – лучшее отдавал ей, все ее капризы ублажал, а сам пахал в тени, вкладывал деньги, брал кредиты, днями и ночами обустраивал кроличье хозяйство и добился таки своего – ушел от папиного яблочного бизнеса, построил успешно свой!

И теперь, когда все было идеально: работала и приносила доход ферма, подрос немного Ванька и стал веселым сообразительным пацаном, с которым интересно играть, когда выплачены все кредиты: и за дом, и за хозяйство, когда можно было наслаждаться семейной жизнью с обожаемой женой… Тогда она и влюбилась в чей-то гардероб с тряпками.

Психотерапевт не помог. Виктору надоело платить деньги для того, чтобы жена имела возможность при нем рассказывать чужому человеку, какой у нее скучный противный муж.

Фаина на прекращение семейной терапии крепко обиделась. Она считала, что спасает брак, идет Виктору навстречу, и что его отказ посещать психолога означает, что ему наплевать на ее проблемы.

И она стала пропадать. То на фотовыставку Дианы Стрелецкой, то за город на дачу к Леночке Шмельковой.

Виктор пытался восстановить семейный уклад.

– А что за выставка? – спрашивал он. – На какую тематику?

Фая понимала, куда ветер дует, и тут же отвечала:

– Тебе такое неинтересно.

– Я бы съездил, – говорил Виктор, чувствуя, как сердце вдребезги разбивается при каждом ударе, – давно не видел…

– Когда это ты стал поклонником мобилографии? – улыбалась Фая.

– Это что? – растерялся Виктор. – Фотки на телефон? Они теперь тоже искусство?

– Вот видишь, – ласково отвечала Фая, – какие тебе выставки, бедный мой…

Она целовала его в лоб и уезжала одна.

Виктор думал, что ему следует стукнуть кулаком по столу и рявкнуть, закрыть все двери и не выпускать Фаину никуда в одиночку.

Это было бы по-мужски, но он понимал, что в этом случае увидел бы Фаину в последний раз. Она почти что ждала от него грубости и хамства, чтобы со спокойной душой махнуть к папе-дипломату. Тот ждет-не дождется, когда его доченька образумится и уйдет наконец от пахаря к приличному человеку.

И Виктор боялся. Он боялся ее потерять, поэтому не мог стукнуть кулаком, не мог крикнуть, не мог… да и не хотел. В нем, человеке, с детства привыкшем видеть, как все вокруг растет, плодоносит и приносит пользу, не было никакого деструктивного начала. Он привык созидать, поддерживать, развивать, а не ломать и уничтожать.

Фаина это знала, но черту не переходила: вовремя возвращалась домой, всегда с безупречной легендой, с алиби и совершенно спокойным лицом.

Виктор только чутьем мог угадать витающий вокруг нее флер обмана и угадывал: фальшь в ее рыжих волосах, в ее светло-карих глазах, в ее жестах и улыбках – все было лживо и великолепно одновременно.

Ее отдаление было мучительным и влюбляло его еще сильнее.

Но этой истории суждено было закончиться, и Виктор сделал последнюю попытку образумить жену.

Выпал первый снег, они курили на крыльце вместе, обнявшись, словно не пробегала между ними трещина.

– Оставайся, – сказала Фая. – Я поеду в город. Ваньку делим напополам: мне декабрь и начало января, тебе январь и февраль. Подарки на Новый год привезешь.

– Если я останусь тут один, без вас, если ты уедешь и заберешь Ваньку, то здесь появится женщина, – сказал Виктор.

– Угрозы? – задумчиво спросила Фая. – Зря.