Глава 7

Синенькая юбочка, ленточка в косе…

1

Нет, он не был в нее влюблен, нет, он не искал ее компании. Просто так получилось, что он и она – постоянные исполнители главных ролей в школьных спектаклях и утренниках. Он – Дед Мороз, она – Снегурочка. Она— Кикимора, он – Леший. Он – ведущий, она – ведущая. И даже парой, открывавшей выпускной бал, были опять же они – Любава Пряникова и Лешка Вольник. Он злился, когда она перетягивала на себя внимание зрителей. Злился, когда в очередной раз в партнерши ему выбирали Пряникову, хотя он уже пообещал главную роль какой-нибудь красавице, и красавица теперь всхлипывала в платочек на задней парте.

Ему не нравилось, что порой репетиции затягивались потому, что Пряниковой все нужно было сделать идеально: выставить интонации, жесты, даже взгляды. Ему же казалось, что убогость школьных постановок настолько очевидна, что незачем ее усугублять попытками сделать красиво.

Хотелось домой или гулять, может, выпить пива на весеннем солнцепеке, а тут Пряникова со своими «еще раз со строчки: когда пришли мы в первый класс»…

Потом школа закончилась, Пряникова со своими нудными нравоучениями сгинула куда-то, и увидел ее Леша только через год, на импровизированной встрече выпускников.

Встречу собрали спонтанно: кто-то с кем-то договорился, тот передал другому, и точкой икс стала лесная полянка, подальше от глаз полиции и случайных прохожих. Несколько ящиков пива, шашлык, пара бутылок водки, пластиковые стаканчики, гомон.

Вроде бы, провели вместе долгих одиннадцать лет и после школы еще один год прошел незаметно – но открывали друг друга заново.

Анька Щербакова, отличница и ботан, курит и пьет – что там! – она не помнит ни строчки из Шекспира и ругается матом.

Селинченко Юля превратилась в аппетитную красотку, а раньше была неотличима от стенки… Говарчук Толик, школьный бандит, которого вечно грозились сдать в колонию, учится в Школе Милиции. Серебряков попал в аварию на мотоцикле и не пришел – прикован к инвалидной коляске. Шаповалов Костик сдуру женился!

А Любка Пряникова в синей юбке и с лентой в косе.

Она с этой косой с рождения, что ли, подумал Леша, легонько трогая пальцами синий бант. С первого класса у Пряниковой была коса до пояса, сколько он ее помнил.

Пряникова почувствовала прикосновение и обернулась. Мелькнули пушистые ресницы, темные глаза раскрылись шире, и губы чуть дрогнули в улыбке. У нее на щеках был тонкий пух, светящийся в солнечных лучах, словно персиковый.

– Привет, – сказала она.

– Привет, Снегурка, – ответил Лешка.

Кто-то оттеснил его гитарой, пролез мимо с букетом смятых пластиковых стаканчиков под водку. Лешка отошел за костер, за дымной завесой нашел ящик с пивом, вынул пару бутылок и пошел искать Любку. Нашел – она сидела на бревне, вытянув загорелые ноги с ямками на коленях, ссаженных, словно у девчонки.

– Где это ты так? – спросил он.

– Это народные танцы, – ответила она, взяла бутылку из его рук, посмотрела сквозь зеленое стекло. – Учусь быть массовиком-затейником. Ты меня охмурять пришел, Вольник? Рассчитываешь на быстрый секс под ракитовым кустом?

– А ты, конечно же, не такая, – хмыкнул он.

– А ты думал?..

– Это все стереотипы: такая-не такая… в каждой девушке живет бог, Пряникова.

– Что-о-о? – она насмешливо закусила губу и протянула бутылку к его бутылке: они с легким звоном соприкоснулись. – За девушек.

– Серьезно, – ответил Вольник, – просто ты не обращала внимания. А я видел сотни раз: когда девушка близко-близко, когда держишь ее в руках, когда она влюблена и раздета, в ее глазах бог.

Любка примолкла и улыбку пригасила.

– И нет в этом ничего пошлого и мерзкого. Это не лезет в рамки человеческих определений. И я не бабник, Люба, я просто хочу быть ближе к богу.

Пряникова опустила ресницы.

Бог закрыл на Лешку глаза.

Потом пили по поводу и без, мешали пиво с водкой, руками хватали горячие, с горечью угля, шашлыки. Катились часы один за другим, Любкина синяя лента мелькала то там, то здесь, но перехватить ее Лешке уже никак не удавалось – вечно кто-то отирался рядом или встревал в разговор.

Вытерев пальцы о траву, Лешка схватил чью-то гитару, и вокруг костра закачались влюбленные только на этот вечер парочки, одурманенные алкоголем и убаюканные темнотой – наступил вечер.

– Королева и шут! – провозгласил Леша, потрясая гитарой. – Это история любви, неспособной держаться в рамках. И еще – немного о том, откуда берутся дети. Итак…

Любка Пряникова, в чужой куртке на плечах, выскочила на оранжевую лесную сцену, освещенную костром. Над загорелыми ногами взметнулась синяя юбка. Длинные волосы, распущенные, струились почти до пят. Она театральным жестом приподняла их волну, передернула плечами и сплясала под гитару резвую цыганочку, с выходами и горячими взглядами. Взглядами, обжигающими губы Лехи.

В глазах этой девчонки был не бог, в них был целый пантеон.

Ему очень хотелось встретиться с ней еще раз, но как-то больше не доводилось. Однажды пересеклись на улице, но кроме «привет-привет» ничего не смогли друг другу сказать – Лешка был с девушкой, Любка была с парнем.

И забыть бы ее напрочь, но взгляд ее, будоражащий, тянулся за Лешкой сквозь года, из лесной тьмы, освещенной костром, к самому его сердцу.

2

От начала времен это подстерегает любую женщину. Молодую или старую, толстую или худую, одетую в паранджу или в мини-юбку, дома или на улице, это может случиться с каждой.

Женщина, которая встретила это на своем пути, никогда больше не будет прежней.

Ее тело и душа навсегда изменятся, и эти следы не смыть ни горячим душем, ни большой и чистой любовью, ни объятием ребенка.

Она навсегда осквернена, и все, кто знает об ЭТОМ, удивительно лицемерны: ей сочувствуют близкие, но не преминут спросить, зачем же она пошла домой темной дорогой? В полиции выскажут множество сомнений: было ли ЭТО настоящим? Если да, то почему же ты, дорогая, не кричала? Почему ты пригласила его домой?

Разве не означает приглашение, что ЭТО случилось по твоей воле?

От начала времен за ЭТО женщин высмеивали, позорили, убивали.

ЭТО было несмываемым клеймом, а все, что случилось до ЭТОГО – причинами неизбежно случившегося.

Но настоящая причина ЭТОГО находится в тени любого дела и любого разбирательства. Никому нет дела до того, как он был одет, что пил и как вел себя до ЭТОГО, какой