Шрифт:
Закладка:
– Как ты раньше жила?
– Покупала одноразовую посуду.
Лана демонстративно помахала перед ним руками с красивым дорогим маникюром: он обожал ее ноготки, яркие, отточенные, такие красивые и сексуальные в определенные моменты их близости…
– Котик, пожалуйста, – сказала она. И сделала умоляющие глаза.
Он позвонил в клининговое агентство и договорился о ежедневной уборке, он поломал голову на туристических сайтах и выбрал Сейшелы, вип-обслуживание. От денег, присланных отцом, не осталось ничего. Он хотел пустить их на то, чтобы оплатить задержанную сотрудникам зарплату, но… Лана сказала, что хочет жить в пяти звездах.
И она была права, наверное. В чем смысл ехать в такую чертову даль, чтобы экономить там на всем и сидеть в номере с кроватью и двумя тумбочками?
В конце концов, невероятно заманчиво будет потратить две тысячи евро за ночь в отеле! Это обещает великолепный сервис.
Любка всегда жадничала, отдыхали они либо в съемных гостевых домиках, либо скромных отелях. Никаких толком воспоминаний даже не осталось…
Хотя – есть одно. Как она, Любава, нашла на берегу океана огромную закрученную раковину, совершенно целую, без трещинки, без скола.
Она так удивилась ей, словно нашла целое сокровище – Моне на чердаке бабушкиного дома, например. Она стояла с мокрыми волосами, облепившими ее личико, и внимательно вслушивалась в глубины океана, звучавшие из раковины. Белый песок прилип к ее животу и бедрам и, словно мелкий бисер, расшил ее смуглую кожу.
Какая она была красавица в то лето…
– Мы едем на Сейшелы, в пятизвездочный отель, – объявил Степан, забронировав тур на сайте.
И был вознагражден – Лана кинулась ему в объятия с радостным визгом, а на ней, кроме белых чулок и трусиков-ниточек, ничего, совершенно ничего не было… только аромат лилий, смешанный с сандалом. О, жрица, что вернула мне сторицей все то, что я отдал тебе!
О, лучшая женщина в мире!
С тобой – на край света!
3
Пока Степан Комков жевал в задумчивости свои кебабы, Леша Вольник вез Любаву по улицам города, которые она знала наизусть.
Конечно, за последние десять лет они обросли торговыми центрами и парикмахерскими, модными ныне барбершопами, кофейнями и барами, но Любава знала – в душе, за рекламным фасадом, это тот же город. Его сердце состоит из обшарпанных пятиэтажек и старых панельных домов, из серых промзон и замусоренных лесов. Его вены – рельсы, порой уходящие в никуда. Он стоит на развилке двух путей, словно дразнясь – а ну-ка, выбирай свой! И никогда никого не отпускает до конца…
Вот и Лешка вернулся обратно…
Любава повернулась к нему. Лешка тут же улыбнулся, не отводя глаз от дороги, – он знал, что его профиль достоин внимания.
– Почему ты так себя ведешь? – задумчиво спросила Любава, расправляя на коленях букет, шуршащий в золотой, но мягкой обертке, похожей на ткань.
– Как? – удивился Вольник.
– Ведешь себя как принц, – объяснила Любава. – Ведь ты просто заехал отвезти меня домой – из благодарности за чай, я полагаю, но заехал так, будто я сейчас спущусь под бой курантов и потеряю туфельку. В юности девчонки мечтают о таком: как они стоят возле института с подружками, и приезжает Он, красивый, с букетом и на дорогой машине. Он забирает ее в свой дворец. Они живут долго и счастливо, всегда молодые, красивые и богатые. Раньше это было заманчиво, но теперь…
Она провела пальцами по стеклу, на котором заморосивший дождь принялся рисовать слезы.
– Это всегда актуально, – сказал Леша, включая «дворники», – женщины хотят романтики, красоты и цветов. Им этого не хватает. Еще им не хватает хорошего секса, в котором они – не порно-актрисы, чье дело красиво стонать, красиво имитировать оргазмы и удовлетворять мужчину.
Любава с интересом посмотрела на него.
– А что требуется от женщины в сексе?
– Требуется, – Вольник поморщился, – слово-то какое. Самый красивый танец женщина исполняет голой, ночью, на берегу озера, когда уверена, что ее никто не видит, но надеется на то, что кто-то да подглядывает. И никаких требований. Просто танцуй.
И он повернулся к ней. Посмотрел прямо в глаза.
– Я бы не стала танцевать голой на берегу озера.
– Почему?
– Комары, Леша.
– Где твоя романтичность, Пряникова? – возмутился он. – Скажи еще, что розы не любишь!
– Не люблю…
Помолчали немного.
– Мне нравится, когда ты так меня называешь, – призналась Любава.
– Пряникова?
– Ага. Как в школе. – И она заулыбалась.
– Пряникова, ты вот что мне скажи: хорошо, я Принц. Взрослый дядька выбрал себе сказочную роль и живет в ней. А кто же тогда ты? В кого ты превратилась?
– Раньше я была Снегурочкой, – ответила Любава, – сегодня вот – Царевной-Лягушкой. В самый ответственный момент, когда явился Иван-дурак с веником из папоротника, меня подхватил и увез в коробчонке совсем другой принц…
– А поцеловать уже можно?
– Нет.
– А я хотел бы.
– Приехали, – ровно сказала Любава и мягко выпрыгнула из остановившейся машины.
«Удивительная женщина, – подумал Леха, – такой разговор был… и хоть капельку кокетства. Что с ней не так?»
На воротах ее дома белел какой-то листок. Обхватив букет удобнее, она подошла ближе и прищурилась. Листок гласил:
«Согласно государственной программе сноса ветхого жилья
Утвержден порядок сноса и расселения ветхого жилья по ул. Ф. Пряникова
Номера домов: 12, 17, 19, 21, 23…Собственники указанного жилья для разъяснения процедуры расселения могут обратиться по тел…»
Внизу красовалась треугольная печать и синий значок со стилизованным изображением высотки.
Любава сорвала листок.
– Это не смешно, – сердито сказала она. – Мое жилье не ветхое – его мой прадед на совесть строил. Для жены и детей. Тут бревна в обхват толщиной, корабельная сосна. Каждая досочка на своем месте, ни гнили, ничего. С чего оно вдруг ветхое? Не позволю я им ничего сносить.
Она расстроилась и разозлилась. Сдвинула брови, черные глаза колюче блестели из-под беретика.
– Насколько мне известно, собственник имеет право проживать на своей площади и никто не имеет права его оттуда выселить, – сказала она, поворачивая кольцо на калитке. – Вот и не выселят.
– Все не так просто, Пряникова, – Леша поднял смятый лист, который она в сердцах выбросила, – по этой самой программе выселяют без оглядки на Конституцию. Ты бы не торопилась, позвонила по телефону, узнала, что и как.
Бесшумно захлопнулась хорошо смазанная калитка. В конце чистого, выметенного до последнего уголка двора, между прутьев клеток тут же появились пухлые кроличьи мордочки.
Любава скинула сумочку с плеча на лавочку, пошла к кроликам.
– Да я понимаю, что все непросто, Леша, – сказала она печально,
