− Могу и по-человечески. Только зачем?

− А если я тебя попрошу? Сможешь? – наклонив голову набок и вглядываясь в лицо этого красивого мужчины спросила я.

− А тебе зачем такое просить у меня? Бабой моей хочешь стать что ли? Коль так – будет тебе по-человечески, – уже явно смеясь надо мной проговорил Туз.

− Да перестань ты паясничать, − строго оборвала я его.

− Оля, что такое, говори, − перейдя на совсем другой тон сказал Туз и у меня прям глаза расширились от удивления, настолько другим сразу стал этот человек.

Не зря Софья тогда рассказывала мне, что этот мужчина, занимающий сейчас верхушку криминального мира Москвы может быть совершенно другим, не таким, каким знали его братки.

− Я сына твоего нашла, − проговорила я, пристально наблюдая за реакцией мужчины.

Услышав такую фразу, Туз закрыл глаза и облокотился на капот стоящей позади машины, словно ища у нее опору для своих эмоций. Так он стоял всего минуту, затем посмотрел на меня своими потемневшими от нахлынувших чувств синими глазами с немым вопросом.

− Здесь он. Не переживай. С ним все хорошо, − успокаивающе сказала я. – Давай только поговорим с тобой сначала, а потом уже я Мишку позову, − добавила я, указывая на деревянные скамейки, одиноко стоящие в тени развесистых берез.

Укрывшись в прохладу тенистого места, я посмотрела на Туза. В его глазах мелькала такая вереница чувств, каких я, наверное, никогда ни у кого не видела. Надежда, страх, благодарность, интерес и прочее, и прочее, что только может испытать человек в минуты, когда в его жизнь возвращается самое важное в его жизни.

− Не тяни, Оля. Говори, − хриплым от волнения голосом сказал мужчина.

− Сына твоего Мишкой зовут, − начала я и на лице у него увидела удивление.

− Мишкой? Надо же. В честь моего отца назвала ребенка, − сказал Туз будто бы сам себе.

− Я его в детдоме одном нашла, где подруга твоей Галины заведующей работает. Она многое мне рассказала о последних днях твоей любимой женщины. То, как она жалела о том, что испугалась и бросила тебя, то, как умирая бредила и просила прощения у тебя, то, как просила подругу, чтобы она познакомила тебя с сыном, − проговорила я и умолкла, поскольку решила дать мужчине пару минут для того, чтобы прийти в себя.

Туз сидел и смотрел на меня, словно я произносила ему сейчас какую-то спасительную речь. Его длинные ресницы едва уловимо подрагивали, глаза потемнели, а длинные красивые пальцы были так сильно сжаты в замок, что от напряжения побелели костяшки.

− У тебя прекрасный сын, − продолжила я. – Он воспитанный, добрый, умный. И он очень на тебя похож. Он прекрасно рисует. Даже кота мне уже успел на пол стены вырисовать в квартире.

− У тебя на стене? – не понимающим тоном спросил мужчина.

− Да, я вчера вечером забрала его к себе из детдома. С отцом познакомила. Вот собственно к чему я все это и говорю. Отец предложил мне пока оставить мальчика у себя. Чтобы не возвращать его обратно в детдом. Там сам понимаешь. Чего мне тебе говорить. А так он поживет у меня, пока решится вопрос с тобой. Если ты не против, конечно, − осторожно сказала я, наблюдая за реакцией мужчины.

Туз нахмурился и спустя минуту молчания спросил:

− А тебе-то это зачем? И твоему отцу.

− Мне – просто хочется тебе помочь. Отцу – он всегда хотел сына, но родилась дочь и больше детей у него не было. Возможно, помогая Мишке он таким образом восполняет в себе то, чего его душа так желала всю жизнь. Отец у меня очень хороший, правда. Он поможет поставить мальчика на ноги. Даже если и спустя время ты заберешь его к себе.

− Заберу, − горько усмехнувшись проговорил Туз, подняв тоскливый взгляд на крону берез. – Куда я его заберу? У меня такое прошлое, что детдом для Мишки – самый что ни на есть дом на сегодняшний день. Да и будущее у меня еще не пойми какое. Отсидки еще полтора года. А там что далее будет. Отойти от всего не так просто, как кажется. Это же клеймо на всю жизнь. Криминальный авторитет из семьи репрессированных. Нужен ли такой отец ребенку? Вряд ли.

− И об этом мой отец подумал. Он поговорит с тобой сегодня после встречи с Мишей, предложение сделает одно. Если ты согласишься и все пройдет хорошо, то твою автобиографию очистят, и ты сможешь двигаться дальше уже без того груза, который на тебе висит. Дело правда очень и очень опасное будет для всех нас, − закончила тихим голосом я.

Туз наблюдал за мной все это время и затем сказал:

− Кто ты, Оля?

− Не поняла, − удивленно ответила я.

− Кто ты, девушка, сидящая передо мной и говорящая такие слова, от которых во мне, человеке, который не верит уже ни во что светлое, просыпается эта самая вера. Кто ты, Оля?

− Туз, ты чего?! – недоуменно сказала я и отвела взгляд под его пронзительным взором, не сумев выдержать тех чувств, которыми он был пропитан. – Мне не по себе, когда ты так говоришь.

− Это мне сейчас не по себе, что есть такие люди еще на земле, готовые рассмотреть даже в таком, как я, нечто хорошее и дать шанс.

− Ну ты ведь и не такой ужасный человек, каким хочешь казаться, ведь так, Игорь? − сказала я и впервые за все время назвала его по имени. – Ты умный, образованный, справедливый, тебя таким знают в кругах твоих братков. Не зря ведь только твоя банда пошла на сотрудничество, ведь так? Ты ведь себе не выбирал отморозков полнейших, подле тебя относительно нормальные люди, пусть и с криминальной подноготной. Убийствами вы не занимаетесь, на вас нет ни одного мокрого дела. Как, правда, вам удается такое, я не совсем понимаю. Ведь держаться на плаву столько времени в такой среде это, мягко говоря, нелегко. Я читала твое дело, отец мне принес специально, чтобы я имела представление о том, кто отец Мишки.

− И все-то ты подметила, Оля, − усмехнулся Туз.

− Да, я все подметила. Мишке нужен отец. Даже если и мы