— У-у… миленький… видно вас все-таки задело… пойдемте, я вам аспирина дам, чая попьете, немного отдохнете. Нельзя вам сейчас в таком виде разгуливать, поберегите здоровье.

Мягко, но с нажимом она потянула меня к двери.

— Две недели… — прошептал я, когда она открыла простенький замок, завела меня в прохладную комнату и усадила на диван.

— Посиди здесь, сейчас я сделаю чай… — засуетилась она и юркнула в махонькую кухню.

— Две недели… до взрыва осталось две недели… — прошептал я, не веря собственным глазам и провалился в зияющую пустоту.

Глава 10

Я очнулся в полной тишине. Открыл глаза. Свинцовая тяжесть в голове рассеялась и некоторое время я просто наблюдал, как под потолком вокруг хрустальной люстры прямоугольной формы нарезает круги большая муха. Некоторое время я пытался понять логику ее полета, странную траекторию, резкие скачки, но потом мне стало ясно — муха просто издевается надо мной.

Я сделал над собой усилие и приподнялся на диване. Обвел комнату взглядом.

Здесь было прохладно, и я бы сказал — мрачно. Вдоль стены стояла мебельная стенка со множеством отделений и ящиков. В центре за стеклянными дверцами с золотистыми ручками располагалась ниша с зеркалом вместо задней стенки. На ее полочках застыли безликие фарфоровые безделушки — слоники, курочки, другие неведомые зверушки под гжель, набор хрустальных стаканов и стопок, горка тарелок, заварник, несколько чайных чашек и бутылка армянского коньяка.

По бокам ниши, прислоненные к каким-то предметам, стояли две фотографии. На одной из них — черно-белой, но с коричневатым оттенком я узнал женщину, которая меня нашла в лесу. На фото она была лет на десять моложе. С распущенными волосами, добрый взгляд смотрит в кадр с легкой смешинкой.

На второй же, цветной и какой-то блеклой по сравнению с современными фотографии я увидел группу детей, сидящих то ли в фотостудии, то ли в каком-то импровизированном помещении. Дети были нарядными, в костюмах разных животных, по обе стороны от группы стояли две женщины. Одной из них была моя проводница. Но… мое сердце забилось чаще, я скинул ноги с дивана и начал приподниматься.

Не обращая внимание ни на что вокруг, я медленно приблизился к стенке, стукнулся лбом о стеклянную дверцу и беззвучно чертыхнулся. Стекло на двери несколько бликовало. Я нащупал ручку, приоткрыл его и уставился наминающим взглядом на фото.

Точно такая же фотография до какого-то времени находилась в нашем семейном фотоальбоме. Потом она куда-то затерялась, я забыл про нее и вот теперь…

Несомненно, это была та самая фотография. Из моего детского сада. Женщина эта — она стояла справа — была нашей нянечкой и звали ее… я напряг память… кажется, Антонина Михайловна.

Дрожащей рукой я взял фото за край, попятился и сел на диван.

Судя по всему, фото было сделано несколько месяцев назад. Я стоял в верхнем ряду третьим слева в костюме зайчика. У меня на губе была болячка. И весь я был какой-то… словно случайно попавший в этот кадр.

Света стояла в нижнем ряду справа.

Я перевернул фотографию. Там стояла дата:

«29.12.1980 Детский сад «Аленушка».

Что-то было такое в этой самой обычной детской фотографии с новогоднего утренника, что-то неуловимое, тайное, загадочное, разлитое в воздухе, и я не мог понять — что именно.

Я дернул рукой — хотел было сунуть фотографию в карман штанов, но потом передумал, поднялся и поставил ее на место. И только тогда обратил внимание на записку, оставленную на раздвижном столе, стоящем у выхода в коридор.

«Простите, что не дождалась, пока вы очнетесь и не стала вас будить. Мне срочно нужно было на работу, я работаю воспитателем в детском саду «Аленушка». Когда проснетесь, перекусите, что найдете в холодильнике. Чай, сахар на кухне тоже найдете. Я испекла пирожки с капустой. Ключ от дома на полке в прихожей. Надумаете уходить, закройте и положите ключ в почтовый ящик. Еще раз извините что вас не дождалась, Антонина».

— Да уж… — вырвалось у меня.

То есть… она… эта женщина оставила дома совершенно незнакомого человека и пошла на работу как ни в чем ни бывало. Еще и пирожки испекла.

Я покачал головой. В наше время такое было не просто невозможно, об этом даже думать не приходилось.

— В наше время… — сказал я вполголоса, чувствуя, как глупо и странно звучат эти слова. Что значит — в наше время? А я в каком? Если осознание, что я могу переместиться в какой-то параллельный мир еще могло вместиться в мою голову без особых противоречий, то факт — именно факт, что в данный момент я нахожусь в своем собственном прошлом до меня, похоже, еще не дошел.

Я понимал это, но осознать не мог.

Это прошлое словно детская фотография — находилось за прозрачной, но очень прочной витриной, за стеклом. Туда можно было заглянуть и сквозь блики, все более яркие с каждым новым прожитым годом попытаться разглядеть его, но потрогать и снова окунуться — нет. Это было невозможно.

Или…

Я встряхнул головой.

— Невероятно… просто невероятно…

В углу комнаты у окна я увидел здоровенный ящик на ножках с выпуклым экраном. Все можно подделать. Обстановку, люстру, эти безыскусные мрачные обои, коньяк… но телевидение подделать нельзя.

Я нажал выключатель в верхней части телевизора. Никаких признаков жизни. Тогда я посмотрел вниз и увидел там еще один ящик — скорее всего это был выпрямитель. Похожий был у нас дома. И там тоже был выключатель, который я нажал пальцами ноги.

Экран зашипел, а через минуту разгораясь — засветился довольно крупными точками. Я и забыл, как он выглядел. Провел пальцами по стеклу и ощутил характерный треск статического электричества.

Это была передача про шахматы и кажется, я даже припоминал ее название — «Шахматная школа». На экране стояла большая шахматная доска, перед нею школьник и седой мужчина в очках изучают какую-то комбинацию. Мужчина берет сначала ладью, потом коня, делает пробные ходы и попутно объясняет, почему так ходить нельзя. Школьник внимательно слушает и задает