монастырь. Вернувшись, слуги сообщили об увиденной в монастыре огромной библиотеке. Впоследствии Аль-Мансур узнал, что несториане сумели сохранить труды крупнейших мыслителей александрийского музея, а также работы их предшественников, относящихся к периоду классической Греции. Распорядившись перевести почти все тексты, халиф и его преемники оказались обладателями сокровищницы знаний, накопленных греческими Создателями топора.

Своей кульминации процесс заимствования греческой информации достиг в VIII и IX веках в Багдаде при халифах из династии Аббасидов, когда были переведены труды Аристотеля и Платона, Гиппократа и Галена, Птолемея, Евклида и Архимеда, Аполлония, Аристарха и других. В исламскую культуру проникало только то, что проходило проверку на теологическую приемлемость. Эта работа велась в библиотеках, больницах и обсерваториях, она стимулировала арабских Создателей топора к собственному исследованию мира. Астрономия говорила им часы молитв и направление на Мекку; медицина была ценной прикладной наукой, связанной с астрономией посредством астрологической природы лечения; филология помогала анализировать священные писания.

Постепенно, однако, ислам пришел к разграничению религиозных предметов (права и религиозных обычаев), предметов, используемых для служения религии, такие как астрономия и грамматика, и светских наук: математики, астрономии и медицины. Исламские общества превратили греческую теорию в прикладную технологию, помогавшую им и их духовным наставникам не только выживать, но и процветать. Они добились значительного развития в гидравлике, применяя достижения для строительства ирригационных систем, так что в пустынях расцвели великолепные сады при дворцах их правителей.

Высокая централизация исламского общества, жестко ограничивавшего индивидуальную свободу интеллектуального движения, открывала возможности для инновационного мышления, но его применение строго контролировалось. Это верно и по отношению к средневековому китайскому обществу, где в тот период зарождалось другое знание Создателей топора, которое, как и исламские достижения, в конце концов попало на Запад. В Китае государство контролировало все виды деятельности, и всеобъемлющая социальная организация, необходимая поначалу для ирригации и других крупномасштабных общественных работ, придала китайской жизни коллективный характер.

Вся индивидуальная деятельность в Китае была подчинена общему благу и потому определялась бюрократией. С ранних времен власть находилась исключительно в руках правителя-шамана, считавшегося божественным сыном неба. Его поддерживала многочисленная, всесильная бюрократия мандаринов, доступ в которую определялся заслугами и большая часть которой следовала учению жившего в V веке до нашей эры мыслителя Конфуция. Для мандаринов это учение было Великим Путем Жизни, принципы которого контролировали всю общественную и политическую деятельность, а также жестко сдерживали развитие свободной аналитической мысли.

Конфуцианское мировоззрение – это еще один пример самореализации процессов Создателей топора. В соответствии с принципами Конфуция единственная цель образования заключается в подготовке к служению государству, поэтому цель образованного человека – в первую очередь, поддержание стабильного правления. Знание не дается через сверхъестественное откровение; оно приобретается через разум, который также указывает общее направление этического поведения, а оно, в свою очередь, определяется государством.

В этом замкнутом круге научная теория не могла стать технологической практикой, потому что государство не позволяло контактов между дисциплинами и теория никак не соотносилась с практикой. Важнейшим инструментом социального управления мандарины считали классификацию и учет всего и вся, поэтому все подлежало категоризации и практическое применение знаний разрешалось лишь в пределах собственной категории. Вся требуемая информация была доступна, но из-за сильного разделения революции в Китае не произошло.

Когда огромное сокровище исламских (а через ислам и китайских) и александрийских (греческих) знаний достигло наконец Запада в период первых контактов Европы с арабами в Испании, Иерусалиме и на Сицилии, оно дало в руки католической власти, верившей в свое данное Богом право покорять мир, беспрецедентные возможности для разделения и контроля.

В соответствии с Ветхим и Новым Заветами человеку дано владычество над природой. В Книге Бытия сказано: «Все живое будет в пищу… страх перед вами будет в каждой твари земной… В ваши руки отданы они… наполняйте землю, и обладайте ею». Первоначально эти утверждения были, скорее всего, призваны урегулировать и прославить то, что благодаря Создателям топора стало возможным со времен поселения людей в доисторическом Леванте и, главным образом, увековечить в памяти приручение животных и переход к земледелию.

Во многих других религиях природа считается божественной, но христианская доктрина отделила человечество от остальных созданий. Греческие космологи также полагали, что природа не священна, поэтому, когда переведенные арабами труды Аристотеля в начале Средневековья достигли христианского Запада, его заявления о том, что животная жизнь существует только ради человека, стали дополнительной опорой христианской практики.

Доминирующее в христианстве мнение заключается в том, что, поскольку животные и растения не имеют души, это исключает равное отношение к ним со стороны человека. Воздействие на природу (включая и повышение ее ценности и красоты) рассматривалось как право и долг человечества, потому что «улучшение» мира предполагает употребление власти, полученной от Бога именно для этой цели.

Средневековый христианин верил в Аристотелеву «Великую Цепь Бытия», иерархическую структуру Творения Божьего, или, как выразился Аристотель, «Перводвигатель». Великая Цепь соединила все виды один с другим – от простейшего организма до людей и ангелов, и основывалась на представлении о том, что низшие формы существуют только ради высших.

Монахи-бенедиктинцы XI века одни из первых систематически применяли такой взгляд на природу в повседневной жизни и стояли у истока процесса «улучшения» природы, в последующие века отразившегося в будущей деятельности Создателей топора. Устав святого Бенедикта указывал членам ордена устраивать монастыри «вдали от людских пристанищ», в необжитых и изолированных местах, а затем использовать знания для обработки земли, чтобы обеспечивать себя пищей.

В осуществлении этой задачи больше других преуспели цистерцианцы, одно из ответвлений ордена бенедиктинцев, девиз которых гласил: «работа есть молитва». Большая часть немногочисленных технологий, сохранившихся после падения Рима, возродилась в Средние века в цистерцианских монастырях, более всего напоминавших небольшие фабрики с гидроприводными ткацкими станками, мельницами, пилами, жерновами и падающими молотами.

В XII веке святой Бернар Клервосский описывал пейзаж своего цистерцианского монастыря во Франции как «обретший значение», поскольку человеческая изобретательность привнесла порядок в запустение и дикость и усмирила реку, направив ее поток крутить водяные колеса:

Река Аубе проходит между многими мастерскими аббатства и всех одаряет благословением своего верного служения.

Посредством искусных сооружений поднимается река на высоту и нигде не проходит, не сослужив ту или иную службу или не оставив часть своих вод. Она разделяет долину надвое, проходя по извилинам ложа, сотворенным не Природой, а трудом братьев, и отдает половину вод своих аббатству, как будто приветствуя братьев и словно извиняясь за то, что не отдала им всю силу, для которой канал слишком мал. Если переполненный паводком поток выходит из берегов, его останавливает стена, под которой он должен