Любую диверсию, которую подготовил Юрий, еще можно было как-то отразить. А вот если бы показ сорвался, они бы гарантированно потеряли все. В конце концов это признал даже Лаврентьев.

Большинство мастеров, связанных с коллекцией, переехали в здание «Вирелли». На своем месте остался только Павел, он это даже обсуждать отказывался. Но ему Лана могла доверять, так что он работал самостоятельно. Она же наблюдала за тем, что делают другие мастера, и помогала им, если нужно.

Лана не прекращала ждать подвоха, она внимательно следила за Охримовским. Лишь ради этого она соглашалась на его предложения пообедать вместе или отдохнуть за чашкой кофе. Не зря ведь говорят, что врагов нужно держать близко? Впрочем, не слишком близко. Она прекрасно помнила его трюк с поцелуем и больше не позволяла сделать фото, где их могли бы счесть парой.

Охримовский к этому и не рвался. Он вел себя идеально, неожиданно смиренно, дружески даже. Лана успокаивала себя тем, что он, должно быть, сделал ставку на репутацию. Нового директора «Вирелли» еще не назначили, однако всерьез рассматривали только одну кандидатуру. Показательной милостью к главным конкурентам Охримовский попросту набирал себе очки в сфере маркетинга, только и всего.

Пару раз Лана даже позволила ему помочь мастерам со сложными украшениями, работать руками он умел так же хорошо, как создавать собственные проекты. Но и тогда он не попытался ничего сфотографировать, изменить или украсть. Юрия Охримовского было не узнать, и Лана наконец позволила себе расслабиться.

Коллекция была готова, до показа оставалось несколько дней. Даже если Охримовский задумал какую-нибудь пакость, главный проект он сорвать уже не мог.

* * *

Никто не говорил, что случилась беда, но это чувствовалось сразу. Никто никуда не бежал, как это было при пожаре. Просто в воздухе зависло напряжение — тяжелое, как будто осязаемое. Люди о чем-то тихо переговаривались и почти все смотрели на экраны мобильных телефонов. Такого из-за мелочей не бывает…

Сначала Лана испугалась за коллекцию, но быстро сообразила: если бы что-то случилось с украшениями, ей бы уже названивали с десятка номеров. Получается, дело не имело прямого отношения к работе — но вместе с тем было как-то связано с «Русской легендой». Именно сотрудники этого ювелирного дома сейчас выглядели подавленными, а вот представители «Вирелли», наблюдавшие за ними, скорее посмеивались.

Гадать, что произошло, не было ни смысла, ни времени. Лане только и оставалось, что зайти на первый же новостной портал — и сразу получить ответы.

Там были фотографии того, кто вряд ли желал такой славы… да точно не желал! Павел терпеть не мог, когда на него смотрели, о публичном размещении фотографий и речи не шло. Однако снимки на портале были — крупным планом, самые неудачные, делающие акцент на шрамах, а не на здоровой половине лица.

Но даже эти фото не были так оскорбительны, как текст под ними. Журналисты с необъяснимым восторгом смаковали детали того, как Павла много лет насиловал отчим, а в итоге несчастный подросток лишился рассудка и убил мучителя. После этого ему полагалось остаток жизни провести за решеткой, однако Эдуард Лаврентьев нарушил закон, чтобы вытащить сына своего приятеля на свободу. И вот теперь такой безумный маньяк гуляет среди нас, остерегайтесь, люди добрые!

Весь этот бред не был правдой даже наполовину. Скорее, это были жалкие крохи правды, на которых кто-то замешал выгодную ему историю. И вроде как было непонятно, кто за этим стоит — имена журналистов наверняка оказались бы псевдонимами, а на источники они и вовсе не ссылались. Однако Лана сразу же, в первую же минуту догадалась, чьи уши торчат из этого болота.

Она направилась к Охримовскому. В других обстоятельствах она бы ему позвонила, но сегодня ей предстояло работать в мастерской «Вирелли», Лана уже была рядом. Ей хотелось заглянуть ему в глаза и, быть может, хоть что-то понять…

Охримовский сделал вид, что удивлен ее неожиданным вторжением. Он по-прежнему был отличным актером — да и с чего бы ему меняться? С годами опыт лишь пойдет ему на пользу, Юрий будет получать все, что ему нужно.

Но не в этот раз.

— Зачем? — только и спросила Лана.

— Я не понимаю, о чем ты. Да, я видел сегодняшние новости, и я в таком же шоке, как и ты, я очень соболезную этому…

— Перестань! Я прекрасно знаю, что это сделал ты. Только ты поставил бы в центр всего именно сексуальное насилие, потому что считаешь его самым оскорбительным для мужчины. Доказательств того, что это действительно было, вообще никаких нет, это твоя фантазия!

— Света, но зачем мне это? Что я выигрываю?

— Так я с этого и начала разговор: зачем тебе это? Сначала мне казалось, что ты вообще ничего не выигрываешь… А теперь я понимаю: ты добиваешься того, что было нужно твоей бывшей начальнице, только менее преступными способами.

— Это чего же? — усмехнулся Охримовский, но взгляд его при этом оставался холодным.

— Срыва показа. Скандалы ведь по-разному работают, вот так — тоже. Этой дебильной новостью ты пытаешься убедить людей, что Павел — извращенец и псих, а Лаврентьев — преступник, его освободивший. Особо дотошные журналисты могут докопаться до того, что новость исходит от тебя. Вот потому ты и помогал нам все эти дни: чтобы наработать определенную репутацию, сделать любые подозрения в твой адрес кощунственными.

— Солнце, по-моему, ты переутомилась, тебе повсюду враги мерещатся! Я очень сочувствую этому опущенному, но я тут ни при чем.

— Хватит. Ты неисправим, и я не знаю, ответишь ли ты когда-нибудь за это, просто… держись от меня подальше.

Она не могла оставаться с ним в одной комнате — физически не могла. Ей казалось, что рядом с этим человеком она задыхается. Лане хотелось отомстить ему — хоть за решетку посадить, хоть глаза выцарапать. Однако она слишком хорошо понимала, что пока можно только драку начать, да и то заранее ясно, для кого это плохо кончится.

Поэтому Лана развернулась и ушла, сначала от него, а потом и из офиса. Ей нужно было попасть к зданию «Русской легенды» как можно скорее, и, хотя такси подошло быстро, а город был свободен, Лане все равно казалось, что она застряла. Застыла, как наивная маленькая муха в янтаре. Она все спешит куда-то, все верит, что может долететь… А ведь ее полет давно закончился!

Она пыталась не думать об этом, но отчаяние уже скреблось в душе