— Врете ведь… Мне жаль, что так получилось, но я хочу, чтобы вы знали: я действительно ценю то, что вы сделали.

— Вы можете продолжить ценить это в другом месте? Я работаю.

— Можно я вас обниму?

Павел, уже начавший отворачиваться от нее, застыл в движении, и выглядело это забавно, но Лана старательно подавила улыбку.

— Что? Зачем вам это? — нахмурился он. — Совершенно лишнее!

— Я помню, что вам неприятно, потому и спрашиваю заранее. Вы не могли бы чуть-чуть потерпеть? Мне это нужно.

— Зачем?

— Нужно и все.

— Исключено, — объявил Павел. — В нашей компании такое не приветствуется, все эти контакты на рабочем месте.

— Да? А если я принесу письменное разрешение Лаврентьева, согласитесь?

— У вас действительно хватит наглости его в это втянуть?

— Еще как! — с готовностью подтвердила Лана. — Скажу больше: я почти уверена, что Лаврентьев согласится и даже насладится этой ситуацией. Что, если он выдаст мне письменное разрешение обнимать вас каждый день по одному разу? Сами себе копаете яму, Павел!

— Совсем в этой компании все с ума посходили… Ладно, — ворчливо позволил он. — Делайте, что хотите, только быстро!

Лана не собиралась медлить. Она не дала ему даже шанса подняться, обняла, пока он сидел в кресле, чуть навалившись собственным весом — но не сильно, просто чтобы быть поближе к нему. Она почувствовала, как он осторожно проводит по ее спине здоровой рукой — совсем легко, словно опасаясь прижать ее к себе еще ближе.

— Спасибо, — прошептала она ему на ухо. Он на этот раз ничего не ответил.

А потом этот странный, чуть затянувшийся миг закончился, Лана отстранилась и покинула мастерскую.

Все пошло по-прежнему.

* * *

Когда ставки высоки, можно и проиграть. Ирина прекрасно знала об этом — в молодости она только так и прорывалась вперед. Но уж теперь-то, когда она обеспечила себе солидную должность и залитый солнцем кабинет, она надеялась, что те игры можно будет оставить в прошлом.

Не сложилось, промахнулась. Тоже бывает. Она нанесла определенный урон репутации «Русской легенды», но несерьезный и определенно не стоящий таких инвестиций. Это было бы плохо при любом раскладе, а уж в ее нынешнем положении — тем более.

Ей только и оставалось, что справляться с последствиями. Она уже устроила себе отпуск на месяц и теперь торопливо забирала личные вещи из кабинета. За этот месяц станет ясно, какие из ее проблем решатся сами собой, а с какими нужно будет разбираться отдельно. Как бы то ни было, в безопасности она будет только за границей.

И у нее почти получилось… почти. Но ведь «почти» не считается.

Ее задержали в офисе, на глазах у многих сотрудников. Все произошло настолько быстро, что Ирина и опомниться не успела. Вот она мило прощается на месяц с секретарем — а вот уже в холл вламываются какие-то люди, забирают у нее чемодан, куда-то ее ведут.

Она лишь по пути к служебной машине поняла, что ее обвиняют в организации поджога в здании «Русской легенды». То есть, в том, что она действительно совершила — и о чем никто не должен был знать! Ирина уже проверила: нанятые ею поджигатели благополучно покинули страну, они бы ее не выдали… Но как тогда?

Долго гадать, как ни странно, не пришлось. Сотрудники, наблюдавшие за ее унизительным задержанием, смотрели на Ирину с ужасом и неверием — и лишь один улыбался.

— Ты! — крикнула Ирина. Не следовало вот так сразу срываться, но в последние дни ее нервы и без того были на пределе, держаться попросту не получалось. — Это ты устроил! Ты подставил меня!

— О чем вы, Ирина? — вполне правдоподобно удивился Охримовский. — Я сам сейчас ничего не понимаю!

— Тебе это с рук не сойдет! Если я сяду, сядешь и ты! Ты знал о том, что готовится, но никого не предупредил! Ты тоже сядешь!

Но даже угрожая ему, Ирина в глубине души понимала, что делает хуже лишь себе. Если изначально она могла от всего отказываться, делая вид, что вообще не понимает этих обвинений, то теперь так не выйдет. Она сейчас сознавалась в присутствии оперативников — пусть и косвенно, для них и такое подарком станет.

Ну а Охримовский вывернется в любом случае. Он наглый, талантливый и очаровательный. Она не сможет доказать, когда именно он узнал о преступлении, а ему и доказывать ничего не нужно будет. Он наверняка выдал ее так, чтобы не засветиться в этой истории самому. Тут не то что полиция, даже в компании никто не поверит, что он ее подставил. Это же сам Юрий Охримовский, его все любят, он ангел! Нет, что вы, виновата она и только она! А даже если совет директоров что-то заподозрит, им выгоднее отказаться от уже запятнавшей себя сотрудницы, чем от ценного ресурса, чтобы удержать компанию на плаву.

Ирина вынуждена была признать, что на этот раз она проиграла не партию даже, а всю игру.

* * *

Лана на его месте вообще не смогла бы работать. Когда правая рука так туго перемотана, ее все равно что нет! Но Павел оказался амбидекстром, у него обе руки действовали одинаково, он просто чуть замедлился.

Беда в том, что замедлился не только он. К моменту этого проклятого пожара коллекция была по большей части готова, но не до конца, несколько сложных украшений нужно было доделать. Однако Павел был вынужден сбавить темп, а некоторые мастера и вовсе работать не могли. От огня не пострадали люди — зато пострадало сложное оборудование, которое по щелчку пальцев не заменишь.

Ситуация очень быстро становилась критической. Они, пережившие так много и так много отдавшие, могли лишиться проекта. Как бы ни благоволил им Арден, он не пожертвовал бы ради них показом.

И тут помощь пришла из самого неожиданного источника.

— Я чувствую себя виноватым за то, что сотворила Ирина, — заявил Юрий, в очередной раз дозвонившийся Лане с чужого номера. — Поэтому вы можете использовать любое оборудование «Вирелли» без какой-либо платы. Разумеется, я подпишу все бумаги о том, что мы ни на что не претендуем.

Его предложение было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. Как только Лана сообщила обо всем Лаврентьеву, директор тут же отказался. Его можно было понять! Где бесплатный сыр обычно находят? Конкуренты не помогают друг другу, да и Юрий — далеко не добрый самаритянин.

Лана все это понимала, ее и саму беспокоило то, что она никак не могла найти подвох. О том, что подвоха нет,