— Ну не все тут на нервах, Настя. Я, например, совершенно спокоен и с удовольствием смотрю этот ваш доморощенный детектив, — веселым тоном произнес Леонид, с аппетитом уплетая свой салат. — И ни на кого с подозрением не посматриваю. Честно сказать, мне по большому счету совершенно это безразлично.

— Конечно, тебе пофиг, Ленечка, кто и как провернул это дельце, — саркастически усмехнувшись, вступил в дискуссию Алексей Антонович. — Главное, чтобы этот преступник не прикарманил только себе все украденное. Ты же высказался в том ключе, что не выдашь вора, если тот поделится с тобой. И призывал всех дать прямо-таки клятву этому решительному человеку не выдавать его властям и родственникам. С условием, что тот поделит все стыренное добро по справедливости.

— Большинству людей свойственно стремление к справедливости, — ответил Леонид, язвительно посмеиваясь на откровенно разоблачающий выпад Алексея. И не забыл отбить «пас» того своей ответной «подачей»: — И, помнится возражать против моего предложения ты, Лешенька, не стал. А усиленно кивал, соглашаясь с толковым предложением. И даже что-то там хмыкнул-произнес в поддержку.

— Да перестаньте вы пререкаться! — хлопнув ладошкой по столу, потребовала Мария Егоровна. — Что вы там обсуждаете оба? Какой дележ? Совсем обалдели? Ну ладно Ленька, всегда был жадный до чужого добра и халявы. Но ты-то, Леша, должен соображать, что говоришь!

— Я не жадный, — усмехнулся Леонид, похоже, наслаждавшийся набиравшей обороты разборкой. — Просто деньги люблю и не вижу в этом чувстве ничего криминального.

— А что — Ленька?! — тут же орлицей, защищающей своего птенца, экспрессивно встрепенулась Глафира. — Ты на что намекаешь, Маша? Что мой Леня чем-то хуже вас, Октябрьских? Или какой-то иной?

— А то лучше? — разведя руками и покрутив головой, с горячим сарказмом заявила тетя Маша. — Он вообще каким рылом к нашему крыльцу и к тем сокровищам, спрашивается? Борец хренов за справедливость!

— Ты совсем сдурела, Маша, так оскорблять Леонида?! — мгновенно заливаясь пунцовым румянцем от беспредельного возмущения, рявкнула Глафира. — Он мой муж, член нашей семьи! Ты лучше мать спроси и вон Соньку, каким боком, например, к сокровищам этот ее бывший и зачем вообще его мать вызвала?! — понесло тетку Глашу в полный разнос по кочкам, уже не пойми в какие дали.

— Да что вы пристали к Соне?! — прокричала, встревая в разборки взрослых дам, малолетняя Дашка, ринувшись защищать сестру. — Боитесь за своего Ленечку ненаглядного? Может, это он и потырил добро-то! Если и не сам, то нанял кого. Все знают, что дядь Леня ваш к игре в карты пристрастился! Наверняка накосячил с этой игрой и приехал у отца денег выпрашивать, чтобы долги свои закрыть! — окончательно разбушевалась Дарья.

— Заткнись, дрянь малолетняя! — рявкнула Глафира, приходя в неистовство. — Совсем охамела!

Но Дашка, закусив удила, не в силах была остановиться, наигранно-значимым, низким, обещающим всяческие неприятности голосом продолжила:

— Ведь Ярослав Олегович — он такой: все видит, все просчитывает. Наверняка уже вычислил преступника. А может, это вы прибрали себе сокровища, тетушка? Ну, чтобы муженька любимого выручить? Или «мерседесик» какой ему прикупить, дачку с яхточкой? Он же у вас любит, когда дорого-богато, а?

От столь прямолинейного наезда и дикой, несправедливой инсинуации, высказанной какой-то малолетней стервозной дурищей, у Глафиры Антоновны обжигающим возмущением опалило горло. Обводя всех диким взглядом выпученных глаз, пытаясь вздохнуть, но лишь хватая безуспешно ртом воздух, она указующе тыкала пальцем в сторону Дашки, видимо, требуя торжества той самой справедливости, о которой упоминал выше в разговоре ее муж.

— Так, хватит! — лязгнув железом своего особого голосового тембра и припечатав отданный приказ хлопком ладони по столу, отрезала Эльвира Аркадьевна. И приступила к раздаче указаний: — Леня, постучи Глафиру по спине и дай ей воды. Дарья, прекрати донимать тетку. Ты и так перешла всякие границы, оскорбляя людей своим непотребным хамством и выдвигая огульные обвинения, это неприемлемо. Я буду вынуждена обратиться к Павлу с серьезным разговором о тебе, когда он вернется.

— Ба… — горячась, начала было доказывать свою правоту Дашка, но Эльвира Аркадьевна не предоставила ей такой возможности.

— Помолчи! — жестко окоротила она девчонку и обратилась к дочери, жадно глотавшей морс из поданного мужем бокала: — Глафира, ты зачем устроила эту неприличную свару? Не Дарья, а ты спровоцировала инцидент, наговорив гадости Софье, на что не имеешь никакого права. Девочка просто кинулась защищать сестру. И высказала бог знает что по глупости и молодости.

— Ба! — Обиженная жестким обвинением Дашка не собиралась отступать и останавливаться. Воспользовавшись взятой Эльвирой Аркадьевной паузой, она ринулась и дальше рубить свою правду-матку, с молодецким хеканьем и задором разоблачая уже всех скопом: — Да ты присмотрись к ним! — Она широким жестом обвела сидевших за столом. — Многие же на высказанную дядь Леней идею реализовать и поделить сокровище отреагировали с эдаким деланым внешним негодованием, типа: «Вы чо, не положено! Не замай вещь!» Вроде как защитники справедливости и соблюдения древних заветов. Ага! Щаз-з-з! — форсированно-саркастически произнесла она. — Сидят теперь и обдумывают с большим внутренним аппетитом заманчивую перспективу обогатиться на халяву.

— Меня радует, Дарья, — ровным, спокойным тоном ответила внучке Эльвира Аркадьевна, — твое умение изъясняться прекрасным русским языком, прибегая к красочным образам. Но невероятно огорчает твой юношеский максимализм и неумение сдерживать глупые мысли и дикие порывы. — И, не дав Дашке сунуться со своими «тремя копейками за правду» в ответ, тем же спокойным тоном окоротила девочку: — Запомни навсегда, Дарья: прежде чем сыпать обвинениями и выдвигать кому бы то ни было претензии, следует сначала заручиться неоспоримыми доказательствами его вины. Иначе в лучшем случае это воспримут как пустое тявканье глупой мелкой собачонки, не более того. В худшем же могут вразумить физически или призвать к ответу по статье закона о клевете. Но в любом из этих вариантов тебя более никогда не станут воспринимать всерьез. А теперь, когда все успокоились, давайте пообедаем, не перебивая себе аппетит препирательствами и обсуждением неприятных тем.

Она указала на горничных, закатывавших в комнату сервировочные тележки, заставленные тарелками и фарфоровыми пузатыми супницами с торчавшими из их крышек ручками от половников:

— Тем более нам уже подают основное блюдо. А вот после обеда, — продолжила свою речь Эльвира Аркадьевна, — вы можете сколько угодно обсуждать вопросы, которые вас тревожат. И выдвигать друг другу претензии. — И завершила обращение к собравшимся пожеланием: — Всем приятного аппетита.

Ни с кем ничего обсуждать Софья не собиралась, — спасибо, нет! Ей сполна и даже более чем хватило глупой свары, произошедшей буквально на пустом месте и исключительно из-за вздорного характера тетки. Во — выше головы!

В данный момент Соне нестерпимо хотелось одного: