Наверное, парням ужасно обидно, любопытство же грызет. А профессиональное любопытство — это такой жуткий зверь, скажу я вам, на уровне фобии какой, уж Ладников с ним и с его повадками отлично знаком. Если вцепится в твой разум, сволочь такая, то будет изводить, пока ты его до отвала информацией не накормишь.

Но тут такая ситуация сложилась: не то чтобы Ладников работал на секретном, прямо архисекретном военном объекте… И прорывных промышленных инноваций их организация не разрабатывала, и оружия, перескочившего бы через поколение, не придумывала и не открывала… Нет, ничего такого контора, одним из отделов которой заведовал Ярослав, не делала. Да только Центр, в котором он служил, занимался куда более страшным современным «оружием», чем все вместе взятые, существующие на данный момент. Тем, который на самом деле и правит миром: информацией.

Не просто информацией, а сбором данных по каждому аспекту жизни и существования мира в полном совокупном объеме. Состыковкой данных, сортировкой и аналитикой на всех возможных уровнях. А уже на всей совокупности этих самых данных, на основании глубочайшего анализа, математических, физических, биологических и химических расчетов (а вместе с ними и еще десятков тысяч иных) и делался прогноз вариантов возможного развития каждой из происходящих на Земле ситуаций. Каждого напряженного конфликта.

И ясно-понятно, что именно при обработке такого колоссального объема Big Data, как принято называть в программировании Большие данные, их Центр находился в инновационном авангарде. Раньше всех иных активно разрабатывал, испытывал и уже применял все, что связано с искусственным интеллектом.

Вот такая вот загогулистая у него работа. Секретная по многим параметрам. Ну, это понятно.

Неожиданно, будто осветив изнутри прокручивавшиеся перед мысленным взором кадры, сопровождавшие его размышления и раздумья, словно яркий солнечный луч, пробившийся через тяжелые, разбухшие фиолетово-сизые тучи, озарило Ладникова воспоминанием того мгновения, когда он впервые увидел Софью.

Это и тогда, в прошлом, стало для Ярослава моментом какого-то чудесного озарения, таким же ярким солнечным лучом, как тот, что ослепил его сейчас. Ладников на всю жизнь запомнил, запечатлел оттиском в памяти ту картинку, тот самый кадр-момент, в который вошла и появилась в его жизни Она…

Понятно, что отдел Ярослава имел допуски к информации разного высокого уровня. Но для получения исторической справки, которая потребовалась ему для составления полной событийной картины и более расширенного, глубокого расчета, по заковыристым и непонятным Ладникову регламентам и установкам (принятым еще чуть ли не в девяностых годах) заявку на получение следовало визировать и подавать через ФСБ.

Привыкший к практически мгновенному доступу к любой необходимой для работы информации и к любым документам, раздражаясь и ругаясь на нелепую задержку и понося неповоротливую систему с ее давно устаревшими, дебильными правилами и застрявшую где-то в прошлом веке, Ладников выполнил-таки обязательный протокол: связался с комитетчиками, через которых и отправил запрос в Центральный архив РФ.

Это жесткая подстава для любого увлеченного человека. Загрузившись из-за этой тягомотной ерунды неким дребезжащим внутренним состоянием, которое возникает, когда по какой-то причине приходится отложить завершение большой и важной работы практически на самом ее финише, в момент, когда ты погружен полностью в дело…

А что бы Ярославу и не пребывать в недовольстве, если, обдумывая складывающееся в определенную конфигурацию облако данных и всякий раз доходя до точки, где как раз и требовались те заказанные документы, он, чертыхаясь сквозь зубы, вспоминал, из-за чего случился вынужденный затык в расчетах, и отступал от продолжения анализа, стопорясь на этом моменте?

Так вот и пришел утром на службу: толком не выспавшийся, в раздрае и глухом, нудном, застарелом недовольстве, до которого обычно никогда себя не доводил, а тут вот, завелся — уж больно интересная схема вырисовывалась. Захватила его воображение и разум эта задача. Потому и решил Ярослав Олегович отправить за справкой своего помощника Ивана, дабы не накручивать себя пуще прежнего и самому в глаза не видеть того Архива, будь он неладен со всеми его запросами на доступ.

Только не судьба оказалась господину Ладникову отбояриться от посещения Центрального архива Российской Федерации. Получать справку, сверять подлинники с копиями и подписывать акт передачи по тем же гребаным правилам должен именно тот, кто их заказывал.

Ярослав собрался было разразиться возмущением и парочкой крепких эпитетов по этому поводу, но остановился и… И просто поржал над ситуацией и над своим нетерпением. Да ладно, и что изводиться понапрасну, подогревая свое раздражение и недовольство? Ну, затык в расчетах случился, и что? Во-первых, не первый и, конечно же, не в последний раз. А во-вторых, мировая война из-за этого не разразится, да и космический болид в ближайшие годы не захреначит по земной поверхности.

Это он знал со всей определенностью.

Ну и поехал в Архив.

После тщательной сверки документов Ладникова и его данных, занесенных в заявку, приятная улыбчивая женщина в возрасте сопроводила Ярослава в специальную комнату. Тут работали с исходниками, проходящими по каким-то там уровням секретности, доступным к пониманию только самим архивистам и архивариусам, трудящимся в этом Дворце Информации прошлого.

— Сейчас к вам подойдут, — сообщила дама и, улыбнувшись напоследок, вышла из комнаты, оставив его в одиночестве.

Ладников не успел даже мысленно немножко побухтеть (все на ту же тему правил, заскорузлых до каменного состояния, словно старая, позабытая половая тряпка), как распахнулась дверь. На порог шагнула и остановилась на несколько мгновений девушка, прижимающая к правому боку довольно объемную папку с документами, которую ей приходилось поддерживать еще и второй рукой.

Через высокое окно комнаты, из которой она вошла, в распахнутый дверной проем падали лучи утреннего, еще молодого, задорного и чистого солнца. Они осветили контур невысокой девичьей фигурки, тонкой, хрупкой, как изысканная фарфоровая статуэточка, и волосы у нее на голове засветились-заискрились в солнечных лучах, словно невесомое облако нимба.

У Ярослава перехватило дыхание, и он отчетливо почувствовал, как что-то невероятно хорошее и правильное происходит с ним в этот остановившийся момент…

— Здравствуйте, — поздоровалась девушка и шагнула вперед, выходя из слепящего солнечного потока. Закрыла за собой дверь и двинулась к нему.

— Здравствуйте, — повторил приветствие Ярослав.

Девушка остановилась в паре шагов от Ладникова и посмотрела прямо ему в глаза… И он снова забыл, что надо дышать, испытав нечто необъяснимое — замечательное, радостное и сильное, — заглядывая в эти ее потрясающие глаза, словно проваливаясь куда-то через их синеву…

Они постояли так друг напротив друга, в перекрестье взглядов. Он — в ее прозрачных, но при этом совсем не блекло-водянистых, а невероятных, насыщенно-голубого