Совершенно обессиленный Эрибу, которому приходилось во время сражения думать не только о личной безопасности, но и о защите лучников своего десятка, сидел, привалившись спиной к шершавому валуну. Перед его мысленым взором до сих пор мелькали яростные лица урартов, а в ушах шумела-ревела-звенела какофония кровопролитной схватки. Эрибу расположился на пригорке, и ему хорошо было видно, как среди разбросанных по ущелью тел раненых и убитых солдат бродят помощники военного асу, которые подбирали живых ашшуров.

А еще там шастали юркие солдаты трофейной команды, собирающие и складирующие оружие и защитное снаряжение урартов. Многие из них по окончании воинской службы становились состоятельными людьми.

Они беззастенчиво присваивали ценности, найденные на теле поверженных солдат противника, и никогда не отказывали себе в удовольствии утаить от переписи трофеев дорогие мечи и кинжалы, которыми потом одаривали своих начальников, закрывающих глаза на непотребные действия подчиненных. Ведь все найденное на поле брани принадлежало царю. За исключением тяжелой осады неприятельского города, после которой следовало наказание для его жителей — казни и разграбление жилищ.

Эрибу не услышал, как к нему приблизился Силим. Он сел рядом, немного помолчал, а затем молвил:

— Син-ах-уцур очень плох… Похоже, ни жрецы, ни лекари не в состоянии вернуть его к жизни. Нергал уже стоит за спиной туртану…

Раб-эширте будто ткнули в сердце острым наконечником стрелы. Эрибу вскочил на ноги и резко спросил:

— Где он находится?

— В шатре войскового асу… — Удивленный Силим привстал; в таком состоянии своего раб-эширте ему еще не доводилось видеть.

Глаза Эрибу горели, как у волка. Он весь подобрался, словно перед прыжком. Схватив свою сумку, где находились различные целебные мази и снадобья, Эрибу быстрым шагом направился в сторону очищенной от камней ровной площадки, которую помощники асу превратили в лазарет.

Шатер асу охраняли два ша-шепе. Конечно же, они не пустят его внутрь, понял Эрибу. Да и кто он такой, чтобы присутствовать у ложа личного друга царя, великого туртану?

Эрибу решительно обошел шатер кругом и прислушался. Внутри было тихо. Видимо, лекарь, сделав все, что возможно, удалился, чтобы оказывать помощь другим раненым. Эрибу достал свой острый нож, разрезал плотную ткань шатра и оказался возле Син-ах-уцура.

Туртану едва подавал признаки жизни. Сквозь повязку на груди проступала кровь, его лицо стало землисто-серым, губы запеклись и потрескались, а дыхание было тихим и прерывистым.

Нельзя мешкать ни мгновения! Эрибу присел рядом с ложем раненого туртану, собрал всю свою волю, сосредоточившись на раненом. Субареец Ушпия всегда говорил, что такое состояние возможно только тогда, когда человек ставит себя на грань между жизнью и смертью. Это очень опасно, но иногда только так можно помочь другому человеку, которого демоны уже тащат в преисподнюю.

Раб-эширте проникся к туртану большим уважением. Син-ах-уцур был прост в обхождении и не показывал свой гонор, как это делали многие военачальники высокого ранга и придворные. Когда Эрибу возвратился с «языком» и доложил, что лагерь царя Урсы найден, туртану одарил разведчиков сорока сиклями[50] серебра.

Как-то так случилось, что между высшим военачальником ашшуров и практически простым солдатом, коим являлся Эрибу, завязалось нечто похожее на дружбу, притом с первого взгляда. Поэтому ранение Син-ах-уцура раб-эширте принял очень близко к сердцу. Он должен, обязан помочь туртану! Чего бы это ему ни стоило!

Сквозь щель в пологе пробивался солнечный луч, но Эрибу его не видел. Воздух в шатре вдруг стал вязким и густым, как свежий мед, и приобрел багровый цвет. Над ложем Син-ах-уцура мелькали бесформенные тени, которые постепенно приобрели облик женщины с крыльями. Она пока не замечала Эрибу; все ее внимание было направлено на умирающего туртану. В хищно открытом рту женщины белели кривые острые зубы, в ее огромных глазищах со змеиными зрачками горело красное пламя, а костистые руки с черными ногтями тянулись к горлу Син-ах-уцура. Она уже готова была растерзать свою жертву, но что-то ей мешало.

Присмотревшись, Эрибу понял, что туртану защищают его добрые благотворные демоны — шеду[51] и ламассу[52]. Но их силы уже были на исходе.

Эрибу узнал, что это за женщина. Более страшного и коварного демона в женском обличии он не знал.

— Лилу[53]! — невольно воскликнул юноша.

Крылатая фурия не без усилия оторвала свой кровожадный взгляд от тела туртану, распростертого на ложе, и посмотрела на Эрибу. В ее взоре полыхнула ярость, да с такой силой, что юноше показалось, будто он оказался вблизи пылающего горна кузнеца. Его тело вмиг покрылось потом, а кожа, казалось, еще немного и обуглится.

«Никогда не смотри Лилу в глаза!» — вспомнилось ему предостережение отшельника-субарейца. Эрибу с трудом отвел взгляд от белой, как мел, физиономии демоницы и начал произносить заклинание, которое Ушпия заставил выучить его наизусть, хотя многие слова (да и сам язык) были малопонятными. Субареец был знатоком не только разных фокусов, но и древней магии.

— Пусть Гула, госпожа, воскрешающая мертвых и воюющая касанием своих священных рук, исцелит этого человека! И ты, Мардук, милосердный господин, возвращающий мертвых к жизни, рассей чары Лилу своим священным заклинанием, которое дает жизнь. Пусть этот человек, сын своего бога, будет чистым, блистающим и сияющим. Пусть он будет омыт, как сосуд с сиккати, пусть он будет очищен, как сосуд со сливками! Шамашу, первому из богов, поручи его. Пусть Шамаш поручит этого человека благоприятным рукам его бога, чтобы он получил спасение…

В ушах Эрибу раздался дикий вой. Лилу пыталась дотянуться до него своими длинными тонкими руками, но перед ней возникала ледяная стена. Лед плавился под натиском всепожирающего огня, но все равно пробиться к юноше демоница никак не могла. Древние заклинания стегали ее,