К обычному детскому ору, который заполнял все не занятые мебелью углы дома, примешивалось занудное кошачье повизгивание – голос его новорождённого сына. Он дал ему ещё неделю, авось не выдюжит, подохнет, зима на дворе. Но нет, живуч оказался, весь в отца и деда.

Подошёл к жене, с неприязнью глядя на её распухшие руки, полощущие в тазу какую-то холстину, которую давно пора было выбросить.

– Крестить бы надо, – полувопросительно сказал он.

Жена ничего не ответила, только дёрнула головой, словно шею защемило, руки сновали в мыльной воде. Он пошёл в церковь договариваться о крестинах. Священник даже не спросил, зачем он явился, он привык видеть этого человека либо с просьбой окрестить новорождённого, либо чтобы произвести последнее помазание. Ещё одно из многочисленных проявлений божьего промысла, деваться некуда. Заминка случилась только на самих крестинах, когда спросил имя крещающегося. Никто не озаботился такой мелочью, как придумывание имени, а сам младенец свои пожелания по этому вопросу высказать не мог. По святцам значился день святого Северина, значит, решил святой отец, быть мальчику Северином, во имя отца, сына и святого духа. Родители и крёстные стояли с равнодушными лицами, что, назови он их сына хоть честь святого Платибелодона, они и слова не скажут.

Так или иначе, он получил своё имя, первый дар неласкового мира. Отец не сделал ему колыбели, поэтому мать укладывала его в верхний ящик одного из многочисленных комодов, дожидавшихся своей участи. Когда же у отца дошли руки до этого предмета мебели, мать переложила его в следующий.

В тех краях родиться и быть крещёным не означало, что самое трудное позади, напротив, степень опасности лишь возрастала.

Скоро мать Северина опять забеременела, как бывало почти каждый год. Он уже умел ходить, когда родился ребёнок, девочка, не прожившая и недели, и умершая некрещёной. Ни мать, ни отец особо не горевали, зная, что всё повторится ещё не раз.

Северин сам научился залезать в свою импровизированную кровать, а спустя некоторое время даже собственноручно задвигать ящик, упираясь в стенки изо всех сил.

В полумраке он лежал неподвижно, прислушиваясь к происходящему снаружи. Среди большого количества домочадцев его исчезновение проходило незаметно, и он мог пролежать так несколько часов кряду, пока не начинал плакать от голода. Тогда мать, или кто-нибудь из старших братьев или сестёр извлекали его на свет, давали сухарь, чтобы успокоился. Он не знал ещё, что в зимние голодные месяцы вся семья впадала в импровизированную спячку – для экономии энергии, все лежали, не шевелясь, сутками напролёт, в полудрёме, поднимаясь только напиться воды, съесть сухарь или протопить печь.

Однажды, уже на третьем году жизни, по обыкновению забравшись в своё убежище, Северин уснул и не заметил прихода заказчика, вернувшегося за своим заказом, старинным комодом, ящик которого в качестве ложа и избрал невинный ребёнок. Заказчик, староста одной из близлежащих деревень, придирчиво осмотрел качество работы, поворчав из-за просроченной даты возврата, но остался доволен. Уплатив положенное, они с отцом Северина, кряхтя, загрузили мебель на телегу, устеленную соломой для мягкости. Староста отправился в обратный путь, а отец Северина – в корчму, звеня монетами.

Лошадь шла неспешно, староста не понукал её, думая о своём. Северин спал в своём ящике, не обращая внимания на ухабистую дорогу. Ему снились спокойные детские сны, вокруг пахло соломой и деревом, сквозь сон слышалось скрипение колёс и шелест листвы деревьев, росших по обеим сторонам дороги. Староста без слов мычал мотив какой-то народной песенки, под которую в молодости на деревенских праздниках отплясывал со своей женой. Ему казалось, что лошадь переставляет копыта в такт мелодии.

Староста подъехал к дому и кликнул работников. Два дюжих крестьянина, отдуваясь, отнесли комод в помещение, чтобы его смогла осмотреть хозяйка, пока староста выпрягал коня и откатывал телегу под навес.

Жена старосты осталась довольна работой, посетовав на дороговизну, она начала выдвигать ящики, чтобы проверить плавность движения, и в первом же обнаружила мирно посапывающего Северина.

На крик жены прибежал староста.

– Что такое?

Не находя слов от великого возбуждения, она тыкала пальцем в ящик. От её крика Северин проснулся и тоже начал орать, испугавшись незнакомой обстановки.

– Как он сюда попал? – спросил староста подозрительно, будто считал возможным, что сама жена подкинула ребёнка.

– Он лежал тут, Ян, это настоящее чудо, ребёнок в ящике!

Староста поморщился. Чудеса не случаются со старостами бедных деревушек, святые угодники, ангелы и сам господь бог забывают об их существовании сразу после рождения, зато дьявол следит за каждым шагом, подготавливая разнообразные ловушки и испытания.

– Перестань, – сказал он, – никакого чуда нет, наверняка он забрался туда в доме того краснодеревщика, которому я отдавал комод. Там бегало штук десять детей мал мала меньше, так что этот наверняка оттуда. Как тебя зовут, мальчик? – обратился он к ревущему Северину.

Несмотря на то, что малыш рос, предоставленный сам себе, он знал своё имя и умел его произнести.

– Северин, – сказал он, глотая слёзы.

– А откуда ты взялся в нашем комоде, Северин? – спросил староста.

Мальчик только плакал, показывая руками за спину старосте, где была только голая бревенчатая стена. Жена старосты подхватила ребёнка на руки и осмотрела со всех сторон.

– Какой худенький, – сказала она.

Ребёнок на руках перестал плакать, только слегка испуганно смотрел за спину хозяйке. Он не звал ни маму, ни папу, не пытался защититься от незнакомых людей или вырваться из незнакомых рук.

Очень скоро, накормленный и обласканный, Северин спал в чистой постели, сунув сложенные лодочкой ладони под щёку.

– Давай оставим его, – сказала хозяйка.

– Ты что, сдурела? В крепость захотела? Отец и мать уже, поди, в жандармерию обратились.

Жена схватила мужа за руку. Даже сквозь плотную ткань сорочки он почувствовал жар её тела. Их дети давно выросли, жили далеко, жена редко видела внуков и от этого мучилась. Северин застонал во сне и перевернулся на спину, на мгновение открыл глаза, а потом сразу закрыл.

Жена всё ещё держала старосту за руку, просительно заглядывая в глаза.

– Я поговорю, – сказал староста, стряхивая её руку.

– Завтра, – сказала она, – прошу тебя, завтра. Пускай эту ночь побудет у нас.

Староста кивнул и вышел во двор. Во время езды ему не понравился колёсный скрип, пора было смазать оси.

Вернувшись, он застал жену и Северина за столом, она кормила мальчика пирогом со сметаной. Довольный Северин уплетал ни разу им не пробованное лакомство за обе щеки. Он так ни разу не спросил ни про папу, ни про маму, ни про сестёр или братьев.

Жена довольно посмотрела на