этих детей не видел, и думал, что с ними могло произойти что-то нехорошее, раз они больше не навещают своих товарищей. Впрочем, ему такая судьба не грозила, он был необщителен и замкнут, дичился незнакомых и смотрел исподлобья.

По достижении двенадцати лет вместе со всеми мальчиками он начал работать в мастерской. Работа опять была связана с деревообработкой – он сколачивал деревянные ящики для бутылок, плёл корзины, делал табуретки и лавки. Умение обращаться с инструментом очень ему пригодилось.

Он ни с кем не общался, пристрастившись к чтению, и больше времени проводя с книгами, чем с товарищами. Особенно ему нравились книги по географии, а большой атлас он мог рассматривать часами, переворачивая холодные страницы с незнакомыми названиями. Иногда у него появлялись мысли сбежать отсюда в любое из мест, обозначенных на карте, а ещё лучше, в такое место, которое нигде не обозначено, но он не представлял, как жить за пределами приюта, к которому он уже привык за несколько лет. Призраки почти перестали его тревожить, видимо, уверившись в полной его бесполезности и потеряв к нему всякий интерес.

В один из пасмурных октябрьских дней, когда приют решила посетить очередная порция взрослых в сопровождении попечительского комитета, Северин сидел в своём углу с книжкой Дюма на коленях. В дни посещений занятий не было, и работа в мастерской отменялась. Воспитатель позвал Северина на построение, тот нехотя отложил приключения мушкетёров, заложив закладку.

Северин занял своё место в середине строя, по возрасту он должен был бы стоять в начале, но из-за невысокого роста его обогнали многие ребята помладше. Он не смотрел на взрослых, мужчин в костюмах и женщин в красивых платьях, которые подходили к мальчикам, разговаривали с ними под чутким оком попечителей. Это должно было продолжаться не больше пятнадцати минут, поскольку нужно было зайти ещё и в отделение для девочек. Северин смотрел в окно, гадая, пойдёт дождь или нет, когда вся толпа взрослых проследовала мимо него, не удостоив даже взглядом, и заняла беседой мальчиков в самом конце. Но среди мужчин и женщин Северин заметил маленькую девочку, лет пяти-шести, в слишком лёгком для осенней погоды платьице. Она беспечно скакала среди не обращающих на неё внимания людей. «Странной место для ребёнка», – подумал Северин, не заметив в своих мыслях маленькой ошибки, потому что сиротский приют вряд ли мог показаться необычным местом для этой девочки, будь она сиротой. Девочка подбежала к нему и остановилась у ног, подняв вверх маленькое светящееся личико. Это был призрак, довольно сильный, хорошо видимый и неопасный. Северин подмигнул девочке, гадая, откуда она появилась. Девочка показала рукой на группу взрослых, среди которых выделялась высокая женщина в шляпе с вуалью. «Это твоя мама?», – спросил Северин, не разжимая губ. «Да». Девочка засмеялась и закивала головой. Северин не ощущал головной боли, и руки не похолодели. Интересно, думал он, откуда она берёт столько энергии. Девочка повернулась и побежала туда, где стояла её мать, которая повернулась в их с Северином сторону, словно могла видеть и слышать их безмолвный разговор. На мгновение ему стало стыдно за свою неопрятную серую форму, он опустил взгляд.

Комиссия ушла, Северин вернулся в свой угол к книге, но весь остаток дня его не покидало чувство, что откуда-то из-за темноты вуали на него смотрят всевидящие и всепонимающие глаза. Ночью он долго ворочался под сбившимся стёганым одеялом, полная луна светила прямо в изголовье кровати. Он перевернулся к стене, ему показалось, что у дверного проёма проступает высокая фигура. Он протёр глаза, оказалось, просто игра света, тени и его воображения.

Прошло несколько недель, за учёбой и повседневными делами встреча с девочкой и её матерью забылось. Подоспело время для следующего посещения попечительского комитета и людей, желающих взять на воспитание ребёнка из приюта. Северин, как обычно, стоял на своём месте, всем своим видом выражая благовоспитанность и благоразумие. Шарканье ног и голоса приблизились, потом миновали его, как проходят мимо фонарного столба. Он смотрел вниз, выискивая среди штанин и кринолинов маленькую девочку, но её не было. Он увидел край платья, остановившийся перед ним, скользнул взглядом вверх и увидел ту самую женщину. Она была уже в другом платье и шляпке без вуали, но это была она. Северин смутился и попытался отвести взгляд от её лица, но не смог. Нельзя сказать, что женщина была очень красива, но в её волевом лице и серых глазах была скрытая сила, которая притягивала взгляд. Другие люди ушли далеко вперёд, а женщина всё ещё стояла перед ним, не произнося ни слова. Северин силился рассмотреть сияние или почувствовать холодок в руках, но женщина, вне всяких сомнений, была жива. Она подняла руку и поднесла ко лбу мальчика, словно собираясь благословить его, но вместо этого легонько дотронулась до середины лба, где между бровями Северина образовалась маленькая морщинка.

Пальцы её были прохладны, а само касание легче взмаха комариного крыла, но Северин почувствовал внутри головы шум от тысяч голосов, от которого захотелось защититься, присесть и обхватить голову руками. И в тот миг, когда он уже готов был это сделать, женщина убрала руку, и, по-прежнему молча, ушла вслед за прочими.

Северин прижался спиной к прохладной стене и закрыл глаза, шум в голове постепенно затихал. К нему подошёл воспитатель и спросил, всё ли в порядке. Да, ответил мальчик, с трудом отлепляясь от стены. Ноги и руки плохо слушались его, и он, ковыляя, как паралитик, пошёл искать уединённое место, чтобы привести мысли в порядок. Он забрался на пыльный чердак и присел на лежень у слухового окна.

Он впервые столкнулся с человеком, который обладал такими же способностями. Женщина, безусловно, была медиумом, причём гораздо более сильным, чем Северин. Значит, он не одинок, есть люди, которые видят так же и чувствуют то же. Значит, он не психически болен, всё, что он видел раньше, происходило с ним на самом деле.

Он долго сидел на деревянном брусе, пятно света, падавшего из слухового окна, успело переползти к стене и сменило цвет. Мальчик встал, размял руки и ноги, отряхнул от пыли рубаху и штаны. Он пропустил обед и проголодался, а уже подоспевало время ужина, которого, как он надеялся, его не лишат за долгое отсутствие в мастерских или учебных классах.

Он пробрался в столовую и занял место на скамье подальше от входа. Похоже, он волновался зря, его отсутствия никто не заметил. На всякий случай, поглощая похлёбку с краюхой хлеба, он избегал встречаться взглядом с дежурными воспитателями.