Я даже не знала, что чувствовать. Как я могла понять, что ответить на его просьбу?

Я молчала, а он медленно отступал, пока не наткнулся спиной на край письменного стола.

– Просто выслушай меня!

Неспособная говорить, я молча кивнула. Финн глубоко вдохнул и начал. Получился длинный и подробный рассказ.

Как выяснилось, я верно догадалась о многих событиях в его истории. Финн подделал письмо в Академию. Потому что Рубиния Редклифф, несмотря на постоянные обещания, из раза в раз откладывала написание рекомендации. Испугавшись, что она пропустит крайний срок подачи заявлений на следующий семестр, после одного из занятий музыкой он украл у неё лист писчей бумаги, написал письмо и подделал её подпись.

– Я знаю, что это был глупый поступок! Полное сумасшествие. Но тогда это казалось мне действительно хорошей идеей, – объяснял Финн, отчаянно ероша свои светлые волосы. – Я так мечтал о поступлении и не хотел терять целый год только потому, что она пропустит срок рекомендации. Я исходил из того, что она собирается помочь мне. И тогда вся эта история с подделкой оказалась бы не так плоха. Конечно, рано или поздно она всплыла бы. Так или иначе. Но я решил, мы однажды просто посмеёмся над этим. Я даже представить себе не мог, что миссис Редклифф и не собиралась писать для меня рекомендательное письмо. К такому повороту я был не готов!

Я молчала.

Даже в том, чем в конце концов обернулось дело, я оказалась права.

Письмо из Академии в пятницу сработало, как пусковой механизм. Пока я тренировала гаммы, Рубиния ругала Финна по телефону.

– Она кричала, что собирается написать правду в Академию, поговорить с моими родителями и дать объявление в газете, – сообщил Финн глухим голосом, опустив голову и плечи. – Но она собиралась дождаться празднования пятисотлетия. Это было великодушно с её стороны. Вероятно, она не хотела портить моим родителям праздник. Но я переживал, что именно там она и собиралась всё рассказать. Поэтому я даже не решился играть перед публикой. Позже я всё же передумал. «Поговори с ней ещё раз! По крайней мере, попробуй», – сказал я себе и пробрался на праздник. Сначала я понаблюдал за нею…

Ага! Поэтому я и видела его васильково-синюю толстовку в лавровишне, пока Рубиния Редклифф стреляла в тире!

– Я хотел дождаться подходящего момента. Я хотел поговорить с ней наедине. Это и привело к спору в лабиринте. Я умолял её понять меня и пытался всё объяснить. Но она даже не слушала меня. Она только сказала, что я стал её крупнейшим разочарованием и слишком далеко зашёл, что письмо в Академию она уже написала и собиралась отправить его в понедельник. Я чувствовал себя ужасно! Я погрузился в отчаяние. Мне было так стыдно. Мои родители всё-таки так гордились мной… Какое-то время я просто бесцельно бродил вокруг. Потом случай привёл меня в Бухту контрабандиста, и там я увидел её. «Хуже быть просто не может», – сказал я себе и стал спускаться, чтобы ещё раз попробовать обратиться к её человечности. Но когда я спустился… она уже… она уже была мертва!

Финн глубоко вдохнул. Я жевала нижнюю губу и всё ещё не знала, что ответить. Гнетуще долго стояла мёртвая тишина.

– А что насчёт печенья? – наконец тихо спросила я. – Это ведь твоё, не так ли?

– Да. Я купил его в прошлые выходные в Лондоне.

Он оттолкнулся от письменного стола и подошёл, с руками глубоко в карманах джинсов, к одной из больших двустворчатых дверей. Его взгляд блуждал по парку рядом с поместьем.

– Из-за всей этой истории мой желудок как будто сжался. Я просто не мог ничего есть. При этом мне было очень плохо. Поэтому я взял с собой печенье. Но я не съел ни кусочка. Когда я подошёл к миссис Редклифф, и мне стало ясно, что она… что она мертва, упаковка выскользнула из моей руки и упала на песок. Угощение для чаек.

Хорошо, что он стоял ко мне спиной, потому что иначе мне не помогло бы всё моё жалкое мужество, собранное с таким трудом. Иначе я никогда бы не посмела сказать то, что я должна была сказать именно сейчас, чтобы эти слова перестали душить меня.

– Бабушка думает, что Рубинию Редклифф убили. И именно… этим печеньем.

Как в замедленной съёмке, Финн повернулся ко мне, и я вздрогнула, таким смертельно бледным стало его лицо. О господи, лишь бы я не оказалась права!

– Что? – Из-за потрясения его голос прозвучал тихо, словно дуновение слабого ветра. – И теперь ты думаешь… Что я мог?..

Бессильно он указал пальцем на свою грудь.

Это чуть не разорвало моё сердце.

– Эми! – задыхаясь, воскликнул он. – Она уже умерла, когда я пришёл. Я ничего не сделал Рубинии Редклифф. Клянусь в этом жизнью моих родителей! – Он поднял правую руку в клятвенном жесте.

– Я знаю! – И неожиданно я поняла, что действительно уверена в этом.

Финн был невиновен. Но ещё один вопрос у меня оставался.

– Ты всё ещё не сказал мне, почему ты вломился к ней.

– Ну, из-за письма в Академию. Оно же лежало в её доме. Мне было невероятно страшно, что его кто-то найдёт и прочитает. Ну, Эшфорд – всё-таки деревня. Все сплетничают со страшной силой. Я хотел избавить родителей от позора, чтобы никто не показывал на меня пальцем и не называл меня обманщиком. Понимаешь?

Когда я кивнула, он продолжил:

– Вчера ночью я проскользнул к ней в дом. Ты представить не можешь, как я был благодарен природе за туман! Я выбил стекло, открыл дверь изнутри, забрался внутрь и… не нашёл письма в Академию. – Он поник и снова взъерошил волосы. – Она соврала. Она уже отправила его!

– Погоди. – Мне нужно было немного подумать. – А дверь на террасу? Её ты тоже открыл?

– Какая дверь на террасу?

– Ну, у Рубинии Редклифф. Её взломали.

Финн смотрел на меня с таким непониманием, будто последнее предложение я сказала на смеси китайского с русским.

– Это… это был не я! – пробормотал он. – Честное слово! Я не отходил от входной двери!

– Странно! – Я растерянно почесала голову. – А дневник Баттерфляй Редклифф? Его взял ты?

– Кто такая, ради всех святых, Баттерфляй Редклифф? И почему я должен был стащить её дневник?

– Мать Рубинии, – объяснила я.

– Без понятия, Эми! Моя голова забита другими заботами, и для какого-то дурацкого дневника там нет места. – Финн запрокинул