он не видел их лиц. Он позвал их, но они будто не слышали, и тогда Коля шагнул к родителям, почему-то не чувствуя под собой ног. Он увидел, как мама и папа встают, как они неуклюже поворачиваются и неловко поднимают руки.

«Хр-р…» — сказали они.

По их лицам текла холодная вода — по серой порвавшейся коже, по выпученным белым глазам, по изжёванным губам и ввалившимся носам.

«Баю-бай, баю-бай, Маме в голову стреляй».

Коля поднял тяжёлое ружьё Бенелли.

И очнулся — безоружный, маленький, одинокий и слабый. Кто-то склонился над ним, заслоняя от дождя, падающего из мрака. Кто-то протянул к нему руки. И сказал:

— Храни тебя Господь, малыш…

* * *

Старик попросил называть его дядей Борей. Старику было сорок пять лет.

— Я следил за вами из дома напротив. — Он протянул руку в дождь и показал куда-то во тьму. — Следил всё это время. И готовился. А когда всё было готово, я решил пойти к вам — за вами…

Широко открыв рот, маленький Коля мок под дождём и слушал рассказ о том, как старик выбирался из квартиры и пробивался на чердак, как он мастерил хитрую петлю из проволоки и ремня, а потом долго полз по стальному тросу, несущему тонкий кабель, и боялся смотреть вниз, и несколько раз срывался, и резал руки…

Два часа полз дядя Боря с одной крыши на другую.

И потом ещё три часа лежал за колодцем вентиляции, не имея сил двинуть ногой или рукой.

— Почему Вы не зомби? — тихо спросил Коля.

— Я не знаю, — ответил старик. — Крикуны на меня не действуют…

Они спустились в квартиру и вместе прошли мимо красной двери туалета, за которой бесновалась домработница.

— Кто там? — спросил старик.

— Зульфия, — ответил Коля. И, помолчав, добавил:

— Я её никогда не видел.

— А кого вы держите на балконе?

— Надин. Скоро её убьют, потому что нам нужен балкон, чтобы смотреть вниз.

— Я слышал выстрелы, — кивнул старик. — Я слышал много выстрелов… Вы уже многих убили?

Коля пожал плечами — он не знал; его дело было носить воду.

— Вы же дети, — сказал старик. — Вы не должны так поступать.

— Моя мама, — спокойно сказал Коля, — загрызла папу Сашки. Он отпилил ей руку, а она всё равно его загрызла. И теперь они оба внизу. Иногда мы их видим — я вижу свою маму. А Сашка — своего папу. Мы все смотрим вниз. Там наш двор. Там все наши соседи…

* * *

Они смотрели вниз каждый день.

У них не было ни компьютеров, ни телевизоров. Игровые приставки не работали, радио молчало, в плейерах сели батарейки. Иногда они читали книги, но чаще просто смотрели во двор — на собравшихся там взрослых. Дети знали здесь почти всех — кого-то называли настоящим именем, кому-то придумывали прозвище. У многих в толпе затерялись отцы и матери, старшие братья, дяди, бабушки, знакомые и знакомые знакомых — увидеть их было удачей. С высоты не было заметно, как сильно изменились эти люди, превратившись в зомби. Поэтому при некоторой фантазии можно было представить, что во дворе просто идёт собрание, и скоро оно закончится, и тогда опять всё будет как раньше.

«Смотрите! Смотрите! — кричал Стёпка «Грузчик», свесив ноги с подоконника и опасно наклоняясь вниз. — Мой брательник объявился! Вон идёт!»

У Стёпки была большая семья, и она почти вся собралась у подъезда.

«Привет, ма! — громко кричал Стёпка вниз. — Привет, па!»

Зомби поднимали головы, эхо отражалось от стен соседних домов, и казалось, что это родители отвечают Стёпке.

Вот ради таких моментов дети и проводили у окон почти всё свободное время.

Каждый день они смотрели вниз и видели всё, что делают взрослые…

* * *

— Почему Вы не зомби? — спросил утром Данила у старика, сидящего за столом. Тот молча пожал плечами, отхлебнул горячий бульон из фарфоровой чашки и положил в рот два сухарика с чесночным вкусом.

На кухне собрались все — это была большая кухня. Ребята с тревогой и надеждой смотрели на взрослого, который каким-то непостижимым образом оказался здесь — среди них.

— Где вы были, когда появились крикуны? — продолжал допытываться Данила.

— Дома.

— Вы слышали их?

— Конечно.

— Но все взрослые, которые слышали крикунов, рано или поздно превращались в зомби.

— Я знаю.

Данила долго молчал, подёргивая себя за губу. Потом объявил:

— Вы должны уйти.

— Почему? — удивился старик, бережливо смахивая крошки в ладонь и отправляя их в рот.

— Вы превратитесь в зомби и наброситесь на нас.

— Не собираюсь я ни в кого превращаться. Я хочу вам помочь.

Данила хмурился, догадываясь, что этот дядя Боря скоро начнёт всем здесь заправлять.

— Уходите!

Старик подвинул к себе кухонный нож и улыбнулся:

— Нет, дети, я уже не уйду.

* * *

Опасения Данилы оправдались — с приходом дяди Бори жизнь в квартире стала меняться. Он был странный человек — не похожий на тех, кто сейчас бродил во дворе. Он много шутил и смеялся, играл на гитаре и пел непонятные песни. Он заставлял ребят читать и запрещал подходить к окнам.

— Там нет ничего хорошего, — говорил он. — Там только мерзость, ужас и смерть. Вы не должны это видеть.

Дядя Боря учил не слушать крикунов, хотя всем было известно, что это