Шрифт:
Закладка:
Кроме того, хотя в ходе короткой вылазки на Луну Марине и Андрюше отводилась вспомогательная роль при профессоре, все же по возвращении на Землю цветы от восторженной пионерки получает именно Андрюша. Таким образом, несмотря на решающую для миссии фигуру Седых, превосходно управлявшегося с кораблем и политически сознательного, фильм предполагал, что товарищи профессора также разделят с ним признание и славу. Этот во многом новый, своеобразный взгляд на фигуру космонавта, а также на солидарность поколений неоднократно воспроизводился в позднейших советских фильмах. Будущее в космосе – будущее всеобщее, таков был главный постулат «Космического рейса». Однако всеобщим оно станет лишь в том случае, если будет соблюдаться шаткий баланс поколений, при котором юность учится у опыта, безропотно мирясь с тем, что находится лишь в начальной точке «кривой обучения». Тщеславный молодой индивидуалист наподобие Виктора, как мягко подсказывал фильм, будет забыт, а тот, кто, как Андрюша, признает над собой авторитет и готов принять любой брошенный вызов, – увековечен.
Прочтение фильма именно в этом аспекте, как попытку разрядить напряженность между прогрессом (юные герои) и традицией (Седых), позволяет нам определить место произведения в контексте соцреалистической киноиндустрии, а также его значение для дальнейшего художественного вымысла о космической эре помимо прогностических указаний на грядущие технические прорывы и воспевания СССР в роли пионера космической эры. В связи с этим стоит отметить, что традиционные для немого кино интертитры носили здесь пояснительный, а чаще дидактический характер. Они не только позволяли зрителю понимать, о чем говорят герои, но и объясняли, как должны функционировать те или иные аспекты космического путешествия. Скажем, когда экипаж отправился исследовать Луну, зрителю сообщается, что «радиоприборы давали путешественникам возможность поддерживать между собой связь».
Рис. 3.1. «Космический рейс». Профессор Седых и Андрюша
Влияние «Космического рейса» неоднократно и разнообразно проявлялось в более поздних советских фильмах о космосе. Однако идея связать космическое будущее с этой своеобразной солидарностью поколений подхватывалась крайне редко, а скорее и вовсе игнорировалась. Тем не менее в заданных «Космическим рейсом» нормативных рамках было впоследствии снято немало картин, в особенности предназначенных для юного зрителя. Показательно, что советское кинопроизводство снова обратилось к космической тематике: следующий фильм о космосе был снят в СССР лишь двумя десятилетиями позже, и картина «Я был спутником Солнца», снятая на студии научно-популярного кино «Моснаучфильм», уже официально позиционировалась как научно-популярный фильм для детей и юношества. Несмотря на менее подготовленную целевую аудиторию, логическая аргументация происходящего была выстроена весьма скрупулезно. Не менее продуманным был и визуальный ряд, полностью отвечавший дидактическому замыслу фильма.
Фильм «Я был спутником Солнца» являл собой образцовую демонстрацию стойкости соцреалистических тенденций в культурном производстве, тематизирующем такие государствообразующие мифы, как советское превосходство в космосе. Как и в «Космическом рейсе», здесь не было места какому-либо иному государству, кроме Советского Союза: ведь космическая эра ассоциировалась исключительно с СССР, который, таким образом, отождествлялся со всем миром в целом. Вместе с тем столь отчетливый акцент на обозначении всего «советского» – куда более явный, чем в «Аэлите», «Солярисе» или даже «Туманности Андромеды», созданных либо задолго до провозглашения соцреализма, либо много позже, когда его засилье завершилось, – намекает на важность космической гонки для упрочения советского самосознания. Не слишком явное, но настойчивое отграничение СССР от остального мира последовательно укрепляло уверенность, что советское государство уж точно стоит на переднем крае научного и социального прогресса, служа главным, а может статься, и единственным проводником мировой и межпланетной политики.
В то же время «Я был спутником Солнца», снятый в 1959 году – всего спустя два года после запуска «Спутника-1», – в сюжетном плане несколько отклонялся от официально одобренных принципов «фантастики ближнего прицела». Собственно, речь шла о достаточно отдаленном будущем, когда люди уже облетели Солнечную систему, а всесоюзная ежедневная «Правда» сообщала о ракетах лунного базирования. Вместе с тем это далекое, хотя, очевидно, относящееся к ХХ веку будущее (будем называть его Будущее-2) включает в себя и рассказ о другом будущем, более близком по времени (Будущее-1). В этом последнем научное сообщество, представленное исключительно советскими учеными, обсуждает, стоит ли в космической программе сосредоточить усилия на развитии пилотируемых полетов (уже вполне осуществимых) или же, как призывает физик-теоретик Игорь Петрович Калинин (Владимир Емельянов), исследовать потенциально существующие в космическом пространстве «непроходимые, гибельные зоны». Будущее-2: Калинина много лет нет в живых, а его сын Андрей (Павел Махотин) уже сам молодой космический инженер; выросший в семье коллеги отца Сергея Ивановича (Георгий Шамшурин), он не знает, что Калинин – его настоящий отец, но еще ребенком узнает о его научном наследии, обнаружив пленки с записями дискуссий о непроницаемых зонах в космосе. После чего приемный отец рассказывает мальчику, что Игорь Петрович пожертвовал жизнью ради науки, рискнув совершить опасный полет, чтобы отыскать искусственный спутник-лабораторию, посланную им на солнечную орбиту для изучения космического пространства. К этому моменту проходит около 20 минут из общего часового хронометража: камера смещается с собеседников, и в фокусе оказывается висящая на стене фотография Калинина, а Сергей Иванович дает юному Андрею загадочное наставление: «Ты должен быть таким же, как Игорь Петрович!» Реплика непрозрачно давала зрителю понять, что психологический драматизм сюжета найдет разрешение и можно обратить более пристальное внимание на технические детали.
Эти детали – визуализация космоса и будущих космических путешествий – были искусно выполнены в виде мультипликационных вставок на студии «Союзмультфильм». Среди рисованных кадров фильма были и Солнечная система, и эллиптические орбиты различных планет, и взрывы на поверхности Солнца. Последние выполняли важную роль интерлюдии в середине фильма: весело пляшущие в такт электронной мелодии языки пламени давали зрителю долгожданную паузу в преддверии следующей части фильма, позволяя ему поразмыслить над рассказанным в первой. Абстрактная анимация со сверкающими, парящими частицами иллюстрировала рассказ о глобальном значении освоения космоса для прогресса всего человечества, прямо связывая его с «могучей ядерной энергией», рождающейся «в глубинах Солнца». Подобное сочетание воображаемого, предполагаемого и научно достоверного было весьма характерным для фильма и роднило его как с «Космическим рейсом», так и с научно-популярными фильмами П. Клушанцева, например «Дорога к звездам», где также исследовалась утопическая возможность кинематографа визуализировать то, чему лишь предстоит быть достигнутым: космос и будущее.
С нф-моделью, предложенной в «Космическом рейсе», фильм роднит также особый акцент на солидарности поколений. У обезьянки Рены – пилота-испытателя, «разведчика большого космоса», по возвращении из последнего полета врачи нашли «одну из форм лучевой болезни». Андрей, молодой ученый, стремится открыть новый материал, резистентный к воздействию радиации и способный обезопасить от облучения будущих космонавтов. Узнав наконец, кем был его настоящий отец, Андрей еще более преисполнился готовностью рискнуть жизнью и отправиться вглубь солнечной системы на поиски отцовских лабораторий, предположительно все еще кружащих по солнечной орбите и накопивших немало ценнейших сведений и о радиации, и о непроницаемых космических зонах. Вместе с тем сперва – и фильм особенно подчеркивает этот момент – необходимо было, чтобы его замысел был признан логичным и получил одобрение старших коллег. Андрей мог отправиться лишь в том случае, если все единодушно признают, что для решения этой задачи необходимо отправить именно ученого, а не просто опытного пилота. В своем решении пожертвовать жизнью Андрей руководствуется как эмоциональными, так и этическими мотивами, что следует из его монолога о важности данных со спутников и отцовской работы в целом.
Развязка у фильма, конечно