— Хм… — Бровь доктора скептически изогнулась.

— Больше не повторится! — заверила доктора Эля.

— А почему тогда у вас на лапах… э-э-э… в смысле на ногах, кроссовки вместо больничных тапочек?

Эля резко перевела взгляд вниз и обомлела — оказывается, она впопыхах забыла переобуться в кладовке. И теперь из-под больничных пижамных штанов выглядывали те самые треклятые кроссовки, что были ей на два размера больше.

После обеда настроение у Эли окончательно испортилось. То ли начались, наконец-то, отходняки от ночного загула, то ли просто иссякли в крови и так невеликие запасы серотонина и дофамина. Элис уныло пялилась в иностранноязычный телевизор, накручивала на палец локон над ухом и занималась самоедством.

«Что это вообще было? — спрашивала она себя осуждающим тоном. — Что за распущенное и позорное поведение?! Что человек обо мне подумает? Не успела познакомиться с первым встречным и тут же оказалась с ним в постели! Какая безнравственность!»

— Тебе что, шестнадцать лет? — спросила Эля вслух и тут же ответила: — Нет. Ты взрослая, рассудительная — хотя это под вопросом — тётенька! Но при первой же возможности напилась, накурилась и пустилась во все тяжкие. Стыдно ведь! Не удивлюсь, если Младен больше ко мне не подойдёт! Зачем ему гулящие женщины? Пипец, позор!

«Хорошо ещё, — подумала Элис, — что Кристиан не стал вводить ко мне санкций из-за нарушения больничного режима. А ведь мог, но сжалился! Попросил только не выкидывать больше ничего этакого до завтрашней выписки. Придётся, короче, поскучать какое-то время. Так бы с Мл аденом поговорить, но стыдно в общий зал идти».

Эля помимо воли вспомнила те самые прикосновения к мужскому телу, тот самый анатомический аттракцион, когда она взглядом, словно сканером, просвечивала парня насквозь. Что уж говорить, прикосновения были приятными, подушечки пальцев до сих пор при воспоминаниях жгло.

— Нет, но, с другой стороны, я что, кому-то что-то должна? — спросила Эля у телевизора. — Если Младен не захочет со мной общаться — его право. Но я не собираюсь от него прятаться. Вот сейчас прямо встану и пойду в зал. Может, там ещё и другие пациенты есть. Всё не одной сидеть!

Эля подхватилась было с кушетки, но секундой позже передумала.

Решила куковать в одиночестве.

Но через полчаса не выдержала. Сунула ноги в тапочки: кроссовки у неё отобрали, и отправилась в общий зал.

Новых пациентов она там не встретила. Зато встретила старых.

— Привет, — сказал Младен и как ни в чём не бывало улыбнулся. Он так же, как в прошлый раз, сидел на центральном диване и смотрел телевизор.

— Здорово, — буркнула Эля и уселась в метре от парня.

— Успео?[32] — поинтересовался Младен.

— Относительно, — не стала вдаваться в подробности Элис.

— Сутра операција. У меня[33].

— Удачи, — сказала Эля и вдруг подумала: человека завтра резать будут, а я отсюда уеду. — Всё хорошо пройдёт, уверена, — добавила она, чтобы как-то поддержать парня.

Но Младен, вопреки обыкновению, как-то кисло скривился.

— А где твои родные? — спросила Элис. — Я имею в виду родственники, что тебя тут поддерживают?

— Нема никога[34], — покачал головой Младен.

— Как нет? — удивилась Эля.

И тогда Младен рассказал… Если Эля правильно поняла, его родители погибли несколько лет назад при разрыве мины, оставшейся от бомбёжек Югославии. Несчастный случай. Есть ещё дядя, но они почти не общаются. Так что парень — один как перст. «Так ведь я тоже такая!» — вдруг подумалось девушке.

И тут в голове Эли что-то незримо щёлкнуло. Она внезапно ощутила некий диссонанс, какое-то несоответствие недавно произошедшего. Это было очень яркое ощущение, будто в сознании девушки запульсировал очаг тревоги. И что тревога эта связана как раз с Младеном. Но что стало её причиной?

Эля ещё раз проанализировала последние события. Что-то там спряталось важное, быть может, не такое очевидное на первый взгляд, но почти судьбоносное.

Но что?

Что такого случилось из ряда вон выходящего?

Ну не пьянка же в «квартале красных фонарей»?

Близость? Если она ещё была, кстати!

Это, конечно, не рядовое событие, но — не то. Есть что-то совсем другое, что-то необычное. Элис подняла взгляд на Младена. Тот тоже смотрел на неё, и в глубине глаз парня ютилась отчётливо различимая грусть.

Глава 19

Они

Амстердам, 17 сентября 1889 года

Дантист, к которому отправился Эрих вместе с одним из помощников Винка, свои показания официально подтвердил. Теперь сомнений не осталось — труп, что выловили водолазы, принадлежит Густафу Класу. Подлог исключался: очень уж характерные детали имелись на челюстных останках убитого. Более никакой имеющей ценность для расследования информации зубной врач не дал, поэтому Краузе, отослав помощника с бумагами в управление, направился в особняк Класов, а точнее, к госпоже Оливии Бауэр. Когда-то большой дом принадлежал главе семьи Рихарду Класу, судостроителю и крупному промышленнику, но лет восемь назад он скончался от тифа, и вдова стала единоличной владелицей всех активов. Кстати, именно она возглавила самую крупную в столице Амстердамскую верфь Кромхаут, выпускающую современные пароходы.

Эриха поначалу пускать к влиятельной особе не хотели. Слуга уверял, что хозяйке нездоровится и все деловые встречи отложены на пару-тройку дней. Однако Краузе достал из кармана сюртука полицейскую бумагу, удостоверяющую его должность. Обычно сам факт предоставления сего документа действовал магически. Мало кто внимательно читал удостоверение, из которого следовало, что предъявитель документа всего лишь внештатный судмедэксперт управления полиции. Корочки сами по себе творили чудеса. Так произошло и сейчас. Тем более Эрих пообещал деморализованному дворецкому в случае манкирования свидетельским долгом, ещё и выписать повестку для его госпожи.

Так или иначе, через пять минут Краузе проводили в богато обставленный кабинет на втором этаже особняка, где его встретила сама госпожа Оливия Бауэр. Эриха поразила властность её лица. Даме было около шестидесяти, но заострённые, угловатые черты на осунувшемся лице выдавали недюжинную скрытую энергию. Особенно, конечно, выделялся нос: длинный и