Шрифт:
Закладка:
– Как вы думаете, что с ними?
– Я не могу даже думать об этом. Я только хочу, чтобы они вернулись. Спасибо.
Густав разворачивается и идет к машине. Журналисты кричат ему вслед, но он ускоряет шаг, словно убегая от огромной волны, готовой настичь его и накрыть. Он спокойно садится в свой автомобиль. «Ты не побежден, пока не сдался», – как говорил когда-то Киллер.
Густав достает свой тайный телефон и звонит Филиппе.
– Это я. Окажи мне услугу, только не говори никому ни слова. Слышишь? Ни слова, иначе пожалеешь.
Киллер
Выйдя из дома и пройдя буквально несколько шагов по улице, Хенрик понимает, что сегодня будет еще жарче, чем вчера.
Он останавливается около новой маленькой булочной и покупает бутерброд с паштетом, черный кофе и свежевыжатый яблочный сок. Потом берет еще несколько свежевыпеченных булочек.
Время становится врагом, когда после заявления в полицию прошли сутки. А с момента исчезновения и того больше.
Если в первые сорок восемь часов полиция не найдет никаких зацепок и не задержит подозреваемого, шанс раскрыть преступление существенно снижается.
И прежде всего, Каролина должна получить инсулин.
Скоро на допрос придет мать Густава, Хасиба, и Хенрик спешит на работу. Им необходимо узнать, где она была накануне. Она член семьи и представляет особый интерес для расследования.
Войдя в кабинет, Хенрик видит Марию, стоящую около шкафов с архивными папками и ищущую что-то в стопках бумаг. Рыжие волосы собраны в большой пучок.
Хенрик здоровается с ней и кладет пакет со свежей выпечкой на ее стол, потом садится на свое рабочее место.
– Все хорошо?
Ему всегда интересно встречать своих коллег, одетых в штатское. На Марии бело-голубое полосатое платье, и Хенрик удивляется тому, что у беременных женщин, кажется, существует неписаное правило одеваться в полосатое. Симпатично, но странно.
– Да, но время уходит, – отвечает Мария и смотрит на пакет. – Пахнет очень вкусно.
Хенрик угрюмо кивает и включает компьютер. На письменном столе унылая пустота. Надо бы принести фотографию дочерей, но не хочется отвечать на неизбежные вопросы.
– Поиски шли всю ночь, но не было обнаружено и следа Йовановичей. Подключилась Missing People[3]. Мы тонем в наводках, но ни одна не оказалась полезной, – докладывает Мария со вздохом. – Кстати, я просмотрела медкарту Каролины. Ничего особенного. Только записи, касающиеся диабета.
– И ничего о депрессии или избиениях?
– Ничего похожего, а я дочитала до подросткового возраста.
– Интересно.
Кажется, будто на плечах лежит дополнительный груз. Минуты бегут, а у них ничего.
По отчетам экспертов-криминалистов, на месте преступления, то есть в доме Йовановичей, нет ни отпечатков пальцев, ни следов ДНК, ни каких-либо других признаков, указывающих на то, что в доме находился кто-то помимо членов семьи. Не обнаружено также следов крови или борьбы. Никаких кусочков мозаики, из которых можно было бы собрать картину произошедшего. Ничего.
Наиболее вероятной представляется версия о добровольном отъезде или об участии в исчезновении Густава, который намеревался либо защитить свою семью, либо избавиться от нее. Возможно, он нанес им травмы, возможно, что-то пошло не так. Или Каролина боялась кого-то и предпочла спрятаться, чтобы спасти детей.
– Мы что-то упускаем из виду, – констатирует Хенрик. – Надо искать волокна ткани. На преступнике могли быть перчатки. Кто-то должен был находиться в доме.
Нельзя ограничиваться какой-то одной версией. Хенрик смотрит на доску с заметками. Брат Каролины Педер вычеркнут, но имя пока остается. Его смерть была признана несчастным случаем, но, по мнению французской полиции, не все обстоятельства удалось прояснить. Трезвый, здоровый мужчина тонет в бассейне. Однако никаких улик, указывающих на преступление, не обнаружено, так что дело закрыли.
Хенрик вздыхает. Буря в голове после вчерашнего похмелья улеглась, но тревога осталась.
– Я пойду за кофе, тебе принести? – спрашивает Мария, идя к двери.
– Нет, спасибо.
Не успевает он открыть материалы расследования, как в кабинет входит Лея, прижимая к груди две толстые папки, которые она кладет на стол Хенрика.
– Я запросила в Дании финансовые отчеты за прошлый год.
– Хорошо, – Хенрик встречается с Леей взглядом. – Доброе утро.
– Привет.
Лея выглядит уставшей, в ней не чувствуется вчерашней энергичности. Через белую шелковую блузку просвечивает кружево бюстгальтера. Хенрику стыдно за то, что он это замечает.
– GameOn явно не спешит представлять бухгалтерские отчеты, так что это только прошлый год, – говорит Лея, отпивая кофе.
Хенрик открывает верхнюю папку и качает головой.
– Чтобы просмотреть все эти транзакции, потребуется уйма времени. Они же не идиоты. Надеюсь, если речь идет об отмывании денег, мы сможем отыскать здесь какую-то схему.
Он быстро пролистывает страницы, испещренные числами.
– Возможно, они поделили суммы на более мелкие, чтобы их было сложнее отследить. Я просмотрю.
– Супер, – говорит Лея и садится за свой стол.
У нее очень серьезный вид, и Хенрику хочется спросить, в чем дело, но он понимает, что лучше этого не делать. Он возвращается к папкам, но быстро обнаруживает, что это тупик. Даже если Густав и помогал своему двоюродному брату, а он наверняка ему помогал, обнаружить это нереально. Содержание папок выглядит сплошной кашей из разных поступлений и списаний денег. Поскольку Густав не является официальным подозреваемым, полиция не может получить данные о его личных финансах.
Лея наблюдает за Хенриком со своего места.
– Как тебе твоя новая работа?
Ее губы блестят.
– Мне физически плохо, когда жертвами становятся дети, – продолжает она. – Но тебе, наверное, еще хуже, ведь ты женат и у тебя тоже есть дети.
По ее тону Хенрик понимает, к чему она клонит.
– Я так понимаю, ты провела расследование?
– Да, – отвечает она и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.
– Прости, но я…
– Я не смогу работать с тобой, – ледяным тоном говорит Лея. – Я должна верить своему напарнику, а ты мне врал.
– Послушай, какая разница…
– Честно говоря, мне плевать на твою личную жизнь и на то, что ты изменяешь жене как последняя свинья. И темные тайны, которые привели тебя в Мальмё, меня тоже не интересуют. Но я не выношу, когда врут мне, особенно напарник, на которого я должна полагаться на все сто.
– Да ладно тебе, я врал тебе не как коллеге, я же даже не знал, что мы будем вместе работать.