Шрифт:
Закладка:
Дед вышел во двор, направился к калитке. Я помнил по прошлому году, что в шесть утра за колхозниками приходила машина из соседнего села, где размещались правление колхоза, мастерские, гаражи и фермы.
Деревня оживала. Как оглашенные, начали орать петухи, словно соревнуясь между собой в выведении своих утренних петушиных рулад. С подворья выгоняли на выпас скотину — коров и овец. На самостоятельный выгул выпускали свиней и птицу — гусей, уток, индюшек. Куры тусовались, в основном, недалеко от дворов.
Пронзительно засигналила гудком, как всегда по утрам, грузовая машина — бортовой «Газ-51» у магазина, созывая на посадку пассажиров работяг-колхозников. Кто не успевал, тот потом топал пешком 6 километров по грунтовке через поле. Дорога по весне и осени, кстати говоря, постоянно запахивалась, причем больше из-за нерадивости местных трактористов, которым было лень поднимать-опускать плуги. И постоянно протаптывалась и наезжалась заново.
Я взял из сарая лопату, поднакопал в ржавую консервную банку червей из навозной кучи в огороде, достал из рюкзака снаряженную леску с расчетом сломать удилище из орешника по дороге на речку. Собственно, так и получилось.
Можно было бы, конечно, поискать и бамбуковые удочки в сарае. Где-то они там точно лежали. В прошлом году я сам их привез из города, оснастил и потом с ними ходил на реку и на торфяные озёра, что возле леса, ловить черных толстеньких карасей. А когда было лень далеко идти, шел на озёра за огороды. На одном из таких вчера вечером отдыхала веселая компания.
Тратить время на поиски бамбуковых удилищ не хотелось. Не прозевать бы утреннюю зорьку, когда самый клёв.
Речка у нас за деревней коварная: где-то широкая, где-то узкая, где-то омуты, а где-то и брод. И течение у неё тоже… разностороннее: где брод, там вроде тихое и плавное; а где омут, там вдруг резкое, словно, какая-нибудь горная стремнина.
Я выбрал место посуше, сел на бережок возле кустов, где заросли осоки окружали небольшой затончик. Напротив у другого берега был тот самый омут, где чуть не утонула maman. Река здесь была широкой, метров 50–80. Для деревенской речушки это было многовато.
Приладил леску на свежесорванную по дороге лещину, наживил крючок, забросил. Поклёвка, подсечка. Есть! Вытянул на берег небольшого, с ⅔ ладошки, ерша. Будет коту радость.
И вспомнил утреннего то ли кота, то ли еще какую-то несуразицу непонятную. Сейчас на солнышке утреннее происшествие стало казаться неправдоподобным. Да и вообще, мало ли что там спросонья могло померещиться?
За час рыбалки я натаскал с десяток колючих ершей, пяток пескарей и пару хороших толстеньких карасиков. Всю добычу складывал в большой полиэтиленовый пакет-сумку, куда заранее налил воды, чтобы рыба раньше времени не заснула.
А потом, через час как отрезало. Ни одной поклёвки. Я перекидывал снасть с одного места на другое, в заводь, на середину реки. Походил по берегу туда-сюда. Бесполезно, пришлось собираться домой.
Только приготовился смотать удочку, снять с удилища леску, как заметил небольшой островок то ли травы, то ли водорослей, застывший посреди реки напротив меня. Посредине островка возвышался небольшой холмик, в середине торчала коряга. А ведь минут пять назад его точно здесь не было. Я туда удочку бросал, запомнил бы. Там течение поплавок сразу относило вниз, и я от этой идеи отказался.
На миг мне показалось, что из-под холмика мокрых бурых водорослей сверкнули два злых оранжевых глаза. Я моргнул, мотнул головой. Нет, точно показалось. Кучка водорослей с корягой посередине реки. Ничего особенного.
Уходя домой, оглянулся и замер: островок уверенно плыл против течения. Потихоньку, почти незаметно, но плыл! Не знаю, что меня сподвигло на это «действо», но я на чистом подспудном мгновенно возникшем желании подхватил обломок кирпича и швырнул, стараясь попасть по островку. Почти попал. Кирпич ухнул в воду перед самым островком. И островок тут же стремительно погрузился, почти не оставив следов — ни пузырьков, ни кругов. Хотя какие круги на стремнине?
Может, рыба какая? Сом подвсплыл подышать? Я бросил взгляд вокруг. Никого. Я направился домой…
Глава 12
Баня на задах
Старая банька в огороде с виду была совершенно неказистой, выглядела как покосившаяся от времени избушка, сложенная вроде как с полвека назад из почерневших, а порой даже подгнивших от времени бревен, которая того и глядишь рассыплется, раскатится по бревнышкам, и выделялась только свежевыкрашенной красной железной крышей. Посреди крыши возвышалась высокая современная керамическая, а не кирпичная, как у всех в деревне, печная труба.
Внешний вид у баньки был обманчив. Внутри и прихожая, и предбанник, и тем более сама парилка от потолка до стен желтели свежей светлой липовой доской. Пол в бане застилали темные некрашеные, но тщательно выскобленные, дубовые доски.
В углу предбанника под потолком у окна висели с десяток дубовых и березовых веников, наполняя помещение душистым лесным ароматом. Отдельно красовались четыре так называемых «специальных» веника — дубовых с добавлением веток можжевельника — на любителя.
Посередине предбанника стояли самодельные стол и лавки, сколоченные из гладких, отшлифованных до блеска досок. На лавках друг напротив друга уселись два человечка: один — лохматый, с темной густой бородой, в шароварах, кожаной черной жилетке, одетой на расшитую, посеревшую от времени косоворотку; второй — в сером балахоне и колпаке на голове, скрученного из банного веника. Причем, если у первого черная борода выглядела ухоженной, тщательно расчесана волосок к волоску, то у второго она имела какой-то невыразительный пегий цвет и торчала клочьями. Первый был в аккуратных светлых лапоточках, второй — бос.
— Ой, дурачина ты, Тришка! — протянул второй, потирая босые ноги друг об друга и вздыхая. — Как же ты так опростоволосился-то, а?
— Чёй-то я опростоволосился, дядечка Жихарь? — угрюмо поинтересовался первый.
— Ну, как что? — банник Жихарь усмехнулся. — Ты ж домовой, тебе Чуром завещано хозяев оберегать. А ты внука хозяина, да еще к тому же с чародейской силой, извести хотел!
— У него эта сила чародейская вся
