– Так-то оно так. Но жалко хлопца. Нормальный он.

– Скажи лучше, кто новый отряд собирает?

– Я. Постараемся выйти как можно скорее, а вот снаряга…

– Да-да, все на мне, как обычно. Но сначала… – Чекист снова щелкнул портсигаром, вытащил зубами новую папиросу. – Сначала ты мне расскажешь кое-что еще.

V

Спи, моя радость, усни

В доме погасли огни

Пчелки затихли в саду

Рыбки уснули в пруду

Месяц на небе блестит

Месяц в окошко глядит…

Тонкий пальчик скользит по узорам ковра на стене. Красные ворсинки, черные, желтые, складываются в невиданных «рыбок» и «пчелок», фантазия дорисовывает оставшееся. Окно есть только на сорок первом, но за ним лишь серая стена. Через мутное стекло ничто не блестит, никто не глядит. Можно лишь представлять, что ковер – это небо, и сад, и пруд. Тогда незнакомые слова обретают смысл.

Глазки скорее сомкни

Спи, моя радость, усни.

Рядом лежит Ева, ее глаза закрыты, а на голове совсем не осталось волос. Кукла спит. Сегодня соседские мальчишки опять пытались ее отобрать. Потом сочинили обидный стишок и выцарапали на лестничной площадке. Еве все равно. Она улыбается пластмассовыми губками даже во сне.

Кто-то вздохнул за стеной

Что нам за дело, родной?

Глазки скорее сомкни

Спи, моя радость…

Мама сидит в кресле позади, поет слабым голосом. Ей тоже хочется спать, но есть хочется больше. Сколько времени они делят один тюбик биоконцентрата на двоих?

Усни, усни…

Не выходит. Узкая кровать незаметно стала слишком маленькой, ноги приходится сгибать в коленях, упирать в ковер, чтобы ступни не свисали, но тогда боишься свалиться с края.

В комнате появляется кто-то еще. Хочется посмотреть, но не получается повернуться. Можно слышать лишь приглушенные голоса взрослых. Они говорят о Партии, каких-то тестах и безопасности. Говорят о повышенном пайке. Мама плачет, ее всхлипы все громче, но голоса продолжают говорить.

Спи, моя радость, усни

В доме погасли огни…

Кукла поет маминым голосом, крутит лысой головой. Ее глаза хлопают пластиковыми ресничками, блестят голубыми стекляшками. Узоры ковра темнеют, пропитанные влагой.

Глазки скорее сомкни

Спи, моя радость…

«Мы не причиним ей вреда», – говорят голоса.

«Да, да, да», – отвечает мама между всхлипами.

Вода льется с потолка, заливает уши, глаза, нос. Ее шум перекрывает слова песни.

Усни, усни, усни…

…Холод кафеля привел в себя, и Дима сел. Попытался согреть дыханием онемевшие пальцы. Влажная одежда и дурные сны не давали отдохнуть, стоило сомкнуть глаза – и он снова оказывался в той квартире, снова слышал ту колыбельную. Снова тонул.

Дима не помнил, сколько его держали в комнате с погасшими экранами. Раньше здесь могла быть общая душевая с неровными серыми швами между треснутой плиткой и вонючим сливом без решетки. Сейчас вместо водопроводных труб из стен торчали обвитые кабелями кронштейны. Мониторы на них смотрели вниз, зависнув в сантиметрах двадцати от пола. Единственная лампа гудела над запертой дверью.

В Гигахруще нет камер содержания, преступника обычно или сразу пускают в расход, или закрывают в квартире и заваривают гермодвери. Чтоб наверняка. Если эта комната – процедурная из рассказа Хохла, Диме оставалось лишь догадываться, зачем он здесь. Будут ему чистить память или не нашли другого помещения, чтобы запереть пленника? А может, сами еще не решили, как с ним поступить?

От вопросов разболелась голова, а в уши вернулся надоедливый писк. Парень потрогал запекшуюся на затылке кровь.

Прежде чем бросить Диму в промывочной, его сначала притащили в настоящую душевую. Очнуться от удара прикладом помогла струя холодной воды из шланга. Увернуться от напора мешали приковавшие к трубе наручники. Раздетого пленника поливали до тех пор, пока не стало слышно стук его зубов.

Сначала Дима увидел высокие сапоги человека у противоположной стены, потом темно-зеленый комбинезон ликвидатора и широкую улыбку на выбритом лице. Мужчина сел на корточки, из шланга в его руке продолжала капать вода.

– Где я? Кто вы? Что происходит? Три вопроса, которые обычно задают в подобной ситуации. Но ты у нас из молчаливых, верно? Или тебя слишком сильно приложили? Эй, понимаешь меня?

Дима кивнул.

– Хорошо. Итак, к вопросам. Чтобы сэкономить время, отвечу первым. Ты в ликвидационном Корпусе килоблока РУМХ одиннадцать шестьдесят три дробь три. Меня зовут Глеб. Капитан Глеб Самойлов. Что происходит? Ты ввалился в мой блок с оружием наперевес и снарягой ликвидатора, но не смог назвать личный номер. С такими вещами не шутят, и ряженых обычно ждет пуля без лишних разговоров. Но сейчас у нас иные, скажем так, обстоятельства. Благо мои люди оказались неподалеку.

Дима внимал каждому слову, несмотря на дрожь по всему телу и боль в затылке. Глеб достал из кармана пустую консервную банку.

– Теперь твоя очередь. Три вопроса. Кто ты? Откуда это? – Он потряс жестянкой. – И как ты попал в наш блок? Это для начала. Соврешь мне – включу воду. На этот раз горячую.

Дима свободной рукой вытер холодные капли под носом и начал говорить. Даже не потому, что посчитал глупым молчать перед человеком, который с улыбкой на лице обещает сварить в кипятке заживо. Скорее, хотелось самому разобраться с путаницей: почему новичку не выдали личный номер, почему Хохол тогда спрятался, а не вышел и все не объяснил?

– Этот ваш Олег Сергеевич бросил вас на амбразуру, как кусок мяса. То ли совсем все плохо с людьми у ликвидаторов, то ли… – Глеб задумчиво прикусил кулак. – То ли это исключительно его инициатива. Положим. Но ты правда хочешь, чтобы я поверил в то, что ты такой дурачок и ничего не знал?

– А как мне знать-то было? – огрызнулся Дима. – На грудь значок требовать? Снарягу дали, грабли дали…

Глеб улыбнулся шире.

– Ну ладно, ладно, пусть так. Положим, поверил я в твой подвал и в твоих тварей. Говоришь, могут в человека обернуться?

Дима вспомнил пластилиновые тела, и его передернуло.

– Их нужно уничтожить, – сказал он и посмотрел на Глеба. – Я все еще хочу быть ликвидатором. По-настоящему.

– Да ты и не знаешь, как это.

– И все-таки я могу помочь. Помощь ведь вам не помешает, так? Я видел, что творится на этажах.

Глеб несколько секунд рассматривал пленника, затем кивнул.

– Это можно устроить. Только твои друзья внизу, боюсь, будут против.

– Они мне не друзья.

– Вот и проверим. Насколько хорошо ты запомнил дорогу в подвал?

…После этого Диме дали одежду, стандартный комплект гражданина: рубашка из грубой ткани с длинным рукавом и серые потертые штаны. Вытереться было нечем, пришлось надевать на мокрое тело. Позже, уже в процедурную, ему закинули пару тюбиков биоконцентрата и флягу с водой. Справлять нужду пришлось в слив в полу.

Дима ждал, то проваливаясь в дрему, то выныривая из забытья. Вряд ли его отпустили бы просто так, а рассчитывать, что Главко вдруг о нем вспомнит и решит послать помощь, не приходилось.

Поэтому, когда наконец двери в процедурную с грохотом открылись, Дима поднялся, готовый ко всему. Двое ликвидаторов в противогазах