– Послушай, послушай, Девон, – лорд перебивает дворецкого. – Нужно найти каперскую грамоту. Я не прошу вас пробраться на корабль, но нужно поискать документ на имя Морганы О'Райли. Или сделать копию. Только это поможет мне избежать публичной казни.

Кеннет потирает кончики замёрзших пальцев и не может удержаться, чтобы не схватиться за решётку. От свободы его отделяет только один документ.

– Каперская грамота капитана О'Райли? Вы про тот жалкий клочок бумаги, который она пропила? Колман рассказывал, ей пришлось забить какого-то мужика до смерти, чтобы вернуть её обратно.

Бентлей оборачивается в сторону Корморэнта.

– Где её грамота? Она на корабле?

Джеффри пожимает плечами.

– Лорд Кеннет, мист…

– Сделайте что-нибудь, Девон. Найдите документы. Но времени мало, нужно всё сделать быстро.

Кеннет и представить не может, как дворецкий это сделает, но надеяться ему больше не на кого. Он потратил время на попытки созвать все свои средства, лишь бы оплатить особняк, но и думать не мог, что Комптон пойдёт на отчаянные меры и захочет отправить его в могилу.

– А что делать с Компанией, лорд Кеннет? Наверное, для вас это слабое утешение, но как только вы отозвали капитал… акции стоят один фунт и двадцать пенсов.

Бентлей почти шипит:

– Скупи акции. Все, которые сможешь… Не меньше пятидесяти одного процента. Одна из печатей должна была остаться в тайнике за картиной в парадной гостиной.

– Сэр, это же глупо.

– Да, глупо. Но чего не ожидают от умного человека?

– Сэр, – старый дворецкий стискивает прут решётки, – вы же понимаете, что, если вы проиграете, повесят не вас одного.

Бентлей ухмыляется и делает шаг назад, скрещивая руки за спиной.

– Половине Лондона давно пора болтаться в петле. Но если всё будет сделано как надо, пускай к зданию суда прибудут солдаты.

Как забытая свеча с крошечным язычком пламени может заставить вспыхнуть на судне огромный пожар, так огонёк надежды воскрешает в Бентлее уверенность, что он ещё сможет выйти и поквитаться с Комптоном.

Капитан Корморэнт, невольный свидетель их разговора, подскакивает с койки. Гневно пинает решётку, разделяющую две камеры, привлекая к себе внимание.

– Даже перед лицом смерти ты продолжаешь заботиться об этой сраной Компании? Ты навсегда останешься жалким эгоистичным ублюдком, которого не волнует ничего, кроме себя самого. Ты просто…

Кеннет забывает о дворецком, он подходит к решётке, у которой стоит Джеффри. Бесцеремонно просовывает руки и хватает Корморэнта за грудки, заставляя пригнуться. Бентлей не намерен терпеть осуждение ещё и от пирата, человека, который не то что не видел, что произошло в зале суда, так ещё и не представляет, через что им с Морганой пришлось пройти.

У Джеффри отвратительно воняет изо рта перегаром. Пираты – грязные оборванцы, с которых спрашивать нечего.

– Я сознался, что женился на ней! И не тебе меня осуждать.

Эти слова становятся причиной новой злости. Джеффри так и сочится свинцовой агрессией в сторону Кеннета. И если бы не разделяющая их решётка, то он бы точно пригвоздил его к полу и не поскупился бы на пинок под дых.

– Значит, ты ещё больший идиот, чем я думал. Моргана пожертвовала собой, чтобы жил ты. И ты так её отблагодарил? Вместо того чтобы выбраться из тюрьмы, предпочёл сознаться во всём и сдохнуть. Да ты не стоишь и ногтя на её мизинце – Джеффри плюёт под ноги и попадает на запылённые туфли Бентлея.

– Закрой свою пасть.

Он отпускает Джеффри, отходит и садится на койку. Корморэнт отряхивается и поправляет на голове шляпу.

Некоторое время после Бентлей неподвижно и молча сидит, погружённый в собственные мысли. Мрачный, готовый к приговору, но всё ещё надеющийся на чудо. Признаться, в смерти почти нет ничего страшного, лишь печально, но точно не страшно. Жаль уходить, когда полностью не воспользовался вторым шансом. С того света трудно вернуться. А во второй раз так и почти невозможно.

Джеффри то и дело надоедливо щёлкает костяшками, но Бентлей не пытается его осадить. Он лишь прислушивается к шагам в очередной раз. Вряд ли за ним прислали бы так быстро.

У палаты лордов в чести сначала хорошенько выпить, ознаменовав тем самым обед, и только потом продолжить смотреть представление. А второй акт обещает закончиться если не повешением, то объявлением следующего утра – утром казни.

Кеннет не понимает, сколько проходит времени. Но Корморэнт в соседней камере успел спеть непристойную песню, вспомнить истории из жизни и лечь спать, снова накрывшись шляпой.

Скрипит поворотный механизм замка. Два британских солдата, юнцы, смотрят разочарованно и в то же время надменно. Бентлей успел при жизни прославить своё имя, но есть то, что гораздо милее подвигов, – поражения. И снова коридоры, которые Кеннет готов назвать знакомыми: тёмные, давящие, мрачные.

– Позвольте, который сейчас час? – уточняет лорд у своих сопровождающих, но слова остаются без ответа.

Его ведут по коридорам на улицу и оттуда вновь в коридоры. Толпа перед зданием суда так и не поредела, а внутри стало ещё шумнее. По начищенному дубовому паркету Бентлей ступает по направлению к залу, чистые белые стены, повидавшие столько смертников, – немые свидетели грядущего приговора. В зал он входит под брань и ругань.

И если так себя чувствует тот самый «свободный народ», борющийся за какую-то свою незримую правду, то Кеннет просто не может осуждать Моргану за все совершённые, по его мнению, ошибки. Лорд даже не слышит, как судья, побагровевший от выпитого вина, стучит молотком.

– Тишина! Продолжаем заседание. Мистер Комптон, пока суд не вынес приговор, вам есть что добавить?

Лорд Джеймс Реджинальд Комптон отрицательно качает головой. Ему не нужно ничего говорить – победа уже близко. Она ощущается кровавым привкусом на губах и языке. Когда-то Бентлей сам больше всего в жизни любил отправлять врагов на эшафот.

– Нет, ваша честь.

Судья одобрительно кивает и переводит взгляд. Бентлей обдирает сухую кожу с губ. Дно колодца наступило быстрее, чем он предполагал. На руках у него нет документов, а в голове ни единой мысли, как отсрочить приговор. Имеет ли это хоть какой-то смысл? Кеннет уже сомневается.

Он старается не оглядываться вокруг, лишь бы никто не заметил, как у него трясётся кадык, чтобы никто не увидел затравленного взгляда. Кажется, на борту тонущего «Приговаривающего» он ощущал себя точно так же. Только там оцепенение быстро сошло на нет. Нужно было остановить кошмар, здесь же остановить его он не в силах.

Счёт идёт на секунды, взгляд судьи уже не выжидающий. И только гордость не даёт лорду Кеннету опустить головы. Огромные двери зала распахиваются, едва