фон Трота

(с подлинным) верно: Линнеман,

оберлейт. и адъют.

Этот приказ по полку был оглашен в 1/96 с прибавлением капитана Мозеля: «В 1/96 канониры Рабс и Райзигер первыми сменяются на двух других связистов (окопными наблюдателями). Обоим смененным немедленно перейти для отдыха в расположение при передках. Доложиться там сегодня в два часа пополудни. Вахмистру Холлерту: обеспечить проживание и питание».

Рабс и Райзигер радостно выступили в сторону Анная. Холлерт был приветлив:

– Покои в замке предоставить не могу, но над канцелярией есть чердачок, располагайтесь там

Поднялись по узкой затейливой лестнице. Наверху комната – грязная и пыльная, заваленная хламом. Смотрелось мрачно. Но в углу стояла буржуйка, можно было готовить, и это была настоящая радость.

В комнату вела дверца. Стены покатые, но светлое окно. А еще две кровати вдоль стены, две кровати из коричневатого красного дерева!

Райзигер пищал от восторга, Рабс высвистывал какие-то резкие сигналы. Чердачок, а?

– Дружище, Райзигер, да это прям «Адлон»[11]. Не хватает только, чтоб сам старик Адлон ночные горшки подносил.

Они бросились на койки так, что пружины застонали.

Чем заняться?

Холлерт говорил, у ездовых в расположении какая-то еда, положенная расчету первого орудия. И всё же Райзигер хотел сам что-то приготовить:

– Я сделаю тебе такой ужин, Рабс, что не встанешь. Представь картофель в мундире, чисто вымытый и сваренный в самой чистой воде. А может, запеченный сыр, или компот, или даже жареная картошка? Что? Сейчас сгоняем в деревню, найдем лавку и закупимся!

Рабсу больше хотелось помыться:

– Можешь хоть всю ночь занимать духовку под сковородки, но сейчас я погрею воды. Даже вспомнить не могу, сколько месяцев назад я в последний раз мылся.

Мыться? Тоже хорошо. Но чем и в чем? Сперва пошарим по дому!

Стянули сапоги и в носках спустились по лестнице. В коридоре висела табличка: «Контора 1/96. Стучать!».

Ради бога, только не туда. Значит, на двор… Ага, у колодца ветхая бочка для дождевой воды. Не опасно ли? Нет. Итак! Опрокинули бочку, коричневая жижа растеклась по песку. Ванна найдена.

А где воды нагреть? Только один шанс: позади дома конюшня для вахмистрской лошади. Рабс заглянул. Кобыла с любопытством обернулась.

– Уж извини, одолжим на минутку твое ведро, – сказал Рабс, ухмыляясь, лошади.

И ускакал за водой.

Так и искупались. Пока один заползал голышом в полупустую и, увы, подтекающую бочку, другой поливал из ведра, а потом елозил по трепещущему телу своей жертвы скрученной соломой.

Поменялись ролями. Результат ошеломительный! Вода приобрела темный кофейно-коричневый цвет. Рабс и Райзигер, напротив, стали нежными и беленькими, как девушки.

Теперь что? Оба стояли, стуча зубами, с них капало. Маленькие полотенца, лежавшие в мешке из-под песка, не предназначались для такой тщательной гигиены.

– Лучше отстегну занавеску, завернемся в нее, – сказал Райзигер.

– Чтоб завтра вахмистр попросил нас с квартиры…, – ответил Рабс.

– Это самое простое, конечно…

– Пошли спать! Почему бы не поспать? Есть же приличные люди, например, в Германии, которые останавливаются в отеле и ложатся спать в три часа дня, если приспичит!

Рабс расписывал дальше:

– Ложатся спать с громадной сигарой во рту или просят официанта принести пивка и сосисок, еще теплых… – тут он сильно хлопнул Райзигера меж лопаток своей лапищей и продолжил: – Спорнём, что поживем тут, как банкиры! И вот увидишь, завтра же днем я лично достану пива и колбасы. Вот будет умора!

Заржав, они запрыгнули в кровати. Черт подери, мягкие, с подголовниками. Завернулись в одеяла. Спустя несколько минут достаточно обсохли и согрелись, чтобы надеть рубашки. Райзигер добыл из фуражки курево, и так они лежали часами, не вынимая сигару изо рта, лениво роняя пепел, лениво переговариваясь, почти парализованные удовольствием.

– Главное, – сказал Райзигер, – у нас четкая программа на эти три дня. Я за то, чтоб спать до десяти, потом гулять, потом спать, потом гулять, потом опять спать. А в перерывах жрать!

Рабс выпустил в него клуб дыма:

– Вопрос в том, вправду ли мы освобождены от службы. Никто не знает, как это вахмистр себе представляет. Построение же будет.

Райзигер кивнул:

– Построение нужно, чтобы почту получить. Но больше ничего не будет. Пускай ездовые работают. Лучше всего, если б каждому канониру, как только он прибыл на отдых, давали ездового в денщики. Я уже даже сапоги чистить боюсь.

Пауза.

Спустя некоторое время Рабс выпускает дым через ноздри и говорит:

– Хм…

Удивительно, но Райзигер ничего не ответил на этот вопрос.

Потом он подумал: на «хм…» вообще-то трудно что-то ответить. Но он слишком устал, чтобы произнести длинное предложение. Наконец Рабс заключил:

– Да, сынок, денщик бы не помешал…

Райзигер все еще молчал. Рабс рассердился: «Вот же пес, он уже спит!» Он крикнул:

– К орудиям!

В момент Райзигер откинул одеяло и беспомощно вскочил посреди комнаты в одной рубашке.

Рабс взревел от удовольствия.

– Ты величайший идиот этого столетия! – заржал он. – Наводчик Райзигер докладывает: «К бою готов!..» Паря, давай только не сливайся. Нельзя вот так спать, когда я с тобой разговариваю.

Райзигер сощурился от яркого света из окна. Потянул остывший окурок сигары, всё еще торчавший у него в зубах, и пробормотал:

– Ах ты старая обезьяна!

А затем с грохотом повалился, свернулся калачиком и заснул. Рабс быстро подхватил его храп и тоже засопел.

Когда их разбудила команда на построение, к сожалению, уже почти стемнело. Сердито оделись: даже первые часы отдыха не дают спокойно проспать.

Утешением была почта, а также ездовые с их передков, которые явно обрадовались встрече. Едва перекличка кончилась, товарищи потащили их по деревенской улице, чтобы вызнать, что нового на фронте. Кроме того, в столовой у пехотинцев отменное пиво.

– Райзигер, ты ж доброволец! Как там вообще насчет обстановки?

Избежать этого не было никакой возможности. Один рассказ про обстановку превратился в несколько. Рабс и Райзигер были даже рады, когда наконец удалось улизнуть. Легли по кроватям, выкурили по последней сигарете и снова прочитали почту. Райзигеру даже пришли газеты. Им было уже по несколько месяцев. Но для чтения вслух явно сойдут. Особое пристрастие он питал к объявлениям:

– Рабс, ты знаешь, что мы в очередной раз как следует победили? Вот послушай, «Берлинер Тагеблатт», международное обозрение от 1 ноября 1914 года:

НЕМЕЦКАЯ ПОБЕДА…

…в области женской культуры неизбежна. Отказ от всего иноземного ведет к ней как к естественному следствию, и возникает тот счастливый факт, что пагубному воздействию французской корсетной моды, которой переболели почти все немецкие женщины, поставлен предел. Единственный немецкий продукт, который