без опоры на французские образцы достигает развития настоящей красоты без вреда для здоровья, – это всем давно известный запатентованный формирователь Талисии. Его не нужно зашнуровывать, он не мешает дыханию и свободе движений, не тяготит, и он не столь возмутительно дорог, как парижские корсеты. С другой стороны, он не столь бесстыден, как они, он скорее превращает даже слишком пышно развитую форму в нечто тонкое и по-немецки чуткое. Другими словами, формирователь Талисии – истинно немецкое гигиеническое чудо!

Талисия Пауль Грамс, Лейпциг

Рабс заржал от удовольствия:

– Дружище! Черт, я ничего не смыслю в газетах, но это неплохо! В них надо копаться и разбираться.

У Райзигера настроение начало портиться:

– Вот дерьмо. Что творят эти тыловые вояки! Думаешь, это только в Германии вот так? О нет, по всем странам теперь вот эта смесь патриотизма и торговли. Послушай-ка вот еще! Вот, тоже весьма неплохо, это из «Берлинер Цайтунг» от четырнадцатого сентября, чтоб ты знал наперед, чем помыться:

МОЙТЕСЬ БЕЗ ВОДЫ И БЕЗ МЫЛА ВМЕСТЕ С «КИРИ»!

Незаменимый и лучший подарок для наших воинов на поле боя. Небольшое количество «Кири» в минуту удаляет даже самые сильные загрязнения с лица и рук, а наши воины после применения чувствуют себя чистыми, свежими и словно заново родившимися!

– Перестань, – пробормотал Рабс. – Им надо запихать в хайло столько этого «Кири», чтоб они вообще забыли, как мыться. Черт, дружище, потому-то мы и лежим все в дерьме. Ну всё, доброй ночи, я вырубаюсь.

7

Райзигеру снится:

«Переходим к Северной Франции. Майер, повесь карту!» Ученик второй ступени Вилли Майер спешит к доске и снимает с держателя большую карту Франции.

Старший учитель Виттиг хватает длинную бамбуковую палку, машет ею в воздухе и наконец начинает тыкать в разные точки на карте. Затем обводит концом палки определенную область.

«Райзигер, опять балуешься! Встать! Как называется эта область?»

Райзигер вскакивает за партой. Он еще слышит, как сосед что-то шепчет, и выкрикивает: «Па-де-Кале!»

Старший учитель похлопывает его указкой по плечу: «Верно. Садись. Департамент Па-де-Кале. Города: Лилль, Бетюн, Ланс, Дуэ, Аррас. Крюгер, повтори!»

«Департамент Па-де-Кале. Лилль, Бетюн, Ланс, Дуэ, Аррас».

Старший учитель Виттиг устремляется в проход между партами: «Нужно гораздо быстрее, эти названия должны стать вашей плотью и кровью. Кто знает города, которые я показываю?»

Райзигер видит, что Виттиг держит указку под мышкой, словно это копье. Острием копья он постепенно приближается к карте странными прыжками. И всякий раз, как острие протыкает карту в определенной точке, он сердито выкрикивает название. Удар: «Суше!» Удар: «Живанши!» Удар: «Каренси!» Удар: «Аблен!» Удар: «Грене!» Удар: «Лоос!»

Класс начинает робко посмеиваться. Райзигера тоже трясет от смеха. Прыжки старшего учителя становятся всё комичнее, голос всё злее, лицо искажено до неузнаваемости.

Наконец Райзигер не может удержаться от смеха. Изо рта у него доносятся какие-то резкие звуки.

Виттиг услышал. Он быстро поворачивается на одном каблуке, вытаскивает копье из карты, замахивается им и шипит на Райзигера: «Смеешься, сынок? Ты смеешь смеяться, сынок? Я тебе эти названия в голову вобью. Я тебя заставлю эти названия так выучить, чтоб до конца жизни их не забыл! Так-то лучше!»

Райзигера бросает в пот. Хочется оттолкнуть соседа, так как Виттиг несется по классу прямо на него.

Убегает. Несколько шагов, и он доберется до дверной ручки. Но тут Виттиг что-то кричит. В классе становится темно, настолько темно, что ничего не видно. А Виттиг уже рядом, схватил за шею и прижимает к стулу.

Карта озарена белоснежным светом, на мерцающей плоскости появляются красные огни, красные пузыри, которые вдруг лопаются и выбрасывают острое желтоватое пламя. И каждый раз, когда оно вспыхивает, старший учитель прижимает пальцы к шее Райзигера и произносит название.

Пламя: «Суше!» Пламя: «Живанши!» Пламя: «Каренси!» Пламя: «Аблен!» Пламя: «Грене!» Пламя: «Лоос!»

Рука на шее Райзигера сжимается всё сильнее. Старший учитель прижал рот к самому его уху. «Будешь уже учиться?» – шипит он.

«Так точно, герр капитан!» – Райзигер отдергивается, ведь он знает, что перед начальством нужно стоять по стойке смирно. Он громко кричит еще раз: «Так точно, герр капитан!»

…Райзигер сидит на кровати. Сжатые пальцы дрожат в волосах. Оглядывает комнату: «Слава богу, я на войне! Старина Рабс вон там».

Он тихо шепчет его имя.

Рабс ворочается в соломе:

– Дружок, заткнись! Всю ночь уже бубнишь…

Райзигер с улыбкой ложится на бок.

8

– Вот, правда, давай поиграем в настоящих рантье, – говорит Рабс на следующее утро во время бритья, – по-настоящему развлечемся и, прежде всего, никуда не будем спешить. Никто нас не гонит. Осмотримся в деревне, а на обед нас звали ездовые к себе. На венгерский гуляш с мясными консервами. Дружище, Холле умеет готовить, он хозяин отеля тут или что-то в этом роде.

Прогулка. Милая деревенька, чистая, с ухоженными улицами, белыми домиками, цветочными ящиками под окнами. Конечно, неизбежная герань, что цветет даже сейчас, в сентябре.

Ближе к полудню в церкви – полковая музыка. Духовой оркестр пехотного полка построился полукругом, в середине капельмейстер – прямо настоящий концерт. Сначала играют что-то из опер, потом шлягеры. Военных куча. У всех руки в карманах, некоторые сидят на ступеньках церкви.

Если какая-то пьеса им особенно нравится, например увертюра к «Лоэнгрину» или вальс из «Милого Августина», они аплодируют.

Мимо проходят офицеры. Большей частью в штатских тужурках, иные в высоких лакированных сапогах.

На них почти не обращают внимания.

Райзигер и Рабс объединили усилия, проталкиваясь через толпу. Райзигер вспоминает из своей юности:

– Знаешь Потсдам?

Рабс качает головой:

– Знаю, но никогда не был.

Райзигер показывает на музыкантов:

– Так в Потсдаме было каждый день в мирное время. Мы были студентами. Можешь представить, как мы ждали, пока наконец около часа дня закончится последний урок в школе? Садишься на велосипед и мчишься что есть мочи. А знаешь, какая главная цель? – он радостно хлопнул Рабса по плечу. – Ну конечно, девчонки. Они приезжали из гимназии вместе с нами. А потом все встречались и шатались вместе.

Рабс огляделся. Спустя некоторое время он говорит:

– Слышь, Адольф, тут столько старух, но должны же и молодые быть. Видишь какую-нибудь?

Нет, Райзигер не видит. Старушки-матери расселись на крылечках. «Где есть мамаши, – подумал он, – там должны же быть и дети. Сыновья – это понятно, они, конечно, на фронте. Но дочери?»

Решили расспросить кучеров о проблеме за ужином.

У троих ездовых из их расчета была особенно хорошая квартира. Когда Райзигер и Рабс вошли, хозяева уже сидели за столом.

Приветствие. Улыбающиеся лица.

Райзигер очень голоден. Подождал, пока один из троих уже сходит