Шрифт:
Закладка:
И прежде всего – гражданское население!
Райзигер с радостью при каждой возможности звонит в велосипедный звонок. Это же мир. Точно как дома. Этой слабоумной и ее ребенку на набережной лучше посторониться, когда приближается велосипедист. А старому джентльмену тоже бы взять свою собаку на поводок.
Райзигер гонит всё быстрее и быстрее. Быть велосипедистом – одно удовольствие! Ты, конечно, солдат, но на велосипеде руку к фуражке не прикладываешь, когда показывается начальство. Просто немного поднимаешь голову и смотришь на него, совершенно по-граждански.
Смотришь на него, сияющий и счастливый солдат. Ты сейчас – велосипедист в городе с чистой широкой улицей, среди настоящих живых мирных жителей.
Эти гражданские, ничего не скажешь, у себя дома. Старуха с коляской, наполненной дровами, у себя дома. Двое детей, играющих с волчком, у себя дома. Дама вон там в элегантном платье, определенно настоящая дама, тоже у себя дома. Девушка рядом с ней – точно ее дочь. Обе смеются, и если сейчас не позвонить в звонок, то обязательно в них въедешь.
По широкой дуге за угол дома – главная улица Ланса. Тут стоит собор. А справа и слева – гражданские и военные, все вместе смеются и болтают. И куча витрин! В них есть всё. Там сыр, а вон там, Райзигер едет медленно, там копченая ветчина, сложенная пирамидкой. Вон сбоку вывеска – полевой книжный магазин, а там кафе, там цирюльня, золотая вывеска «Куаффёр», вдобавок красный плакат: «Бритье и стрижка».
Райзигер не понимает, зачем ехать мимо всего этого великолепия. Он слезает, спихнув велосипед в канаву. Идет по мостовой среди гражданских и военных.
Ага, кино. «Солдатское кино», так написано крупными буквами через весь дом, а ниже крикливые афиши: три комедии с Максом Линдером, вход для унтер-офицеров и фельдфебелей – 30 пфеннигов, для рядовых – 15. Время показа с одиннадцати утра до девяти вечера.
Райзигера распирает от зависти: у кассы давка.
Дальше: офицерская столовая, комендатура гарнизона, с десяток военных контор, управление железной дороги, управление саперного склада, горное управление. И вот одно особенно большое окно – фруктовая лавка.
Райзигер ставит свой велосипед на обочину и заходит внутрь.
Продавщица говорит по-немецки, ну то есть очень старается, а там, где ей не хватает словаря, восполняет пробелы бурными движениями рук или, если это не помогает, звонким смехом. Абсолютный мир. Волнующая девушка. У нее надо купить не только персики, надо еще фунт яблок взять и, может быть, еще немного темного винограда, ах да, и еще одну или даже пару банок ананасов вон там. И, боже мой, тут еще колбаса есть и настоящее масло.
У Райзигера есть деньги. Он задумывается на мгновение. Ох, покупка требует времени. Каждое яблоко надо осмотреть и понюхать.
И вот он ходит взад и вперед по лавке громкими шагами, руки в карманы. «Ах, фройляйн, заверните еще кусок масла или, скажем, два, а еще, пожалуй, полфунта винограда или, скажем, один фунт. Да, и, разумеется, банку сардин в масле – ну, с меня хватит – да, а теперь рассчитаемся, payer, s’il vous plaît»[8].
Оплатил – под милую улыбку милой девушки – персики капитана и то, что себе. Жалко, что придется отсюда уйти. Бонжур, мадемуазель. Он смеется, и она смеется.
Он садится на велосипед и гонит что есть сил.
Только он собрался свернуть за угол на улицу, ведущую к квартире капитана, появляются два полевых жандарма. Один машет рукой: слезай.
– Не так-то быстро, молодой человек! Улица под огнем!
Раздается взрыв, и Райзигер видит, как дым вырывается из-за дома.
– Часто здесь так? Я вообще ничего не слышал.
Жандарм сплевывает в сторону:
– Каждый день свирепствуют. Это никогда не длится долго, но двадцать или тридцать раз точно накроют.
Другой жандарм:
– Да и плевать. По сути, убивают в основном только своих соотечественников.
Первый жандарм продолжает:
– Не сглазь, камрад, не сглазь. Я даже удивлюсь, если они хоть раз попадут по главной улице. Сейчас эта хрень закончится, говорю тебе.
Райзигер видит, как снаряд падает на дорогу еще несколько раз. Через четверть часа всё тихо.
Он садится обратно на велосипед и отправляется в путь.
«Странная чушь, – думает он. – Странная чушь». На одной улице артиллерия бьет по людям и домам, а на другой – жизнь и толкотня, как в самые мирные времена. Две зоны в пяти минутах друг от друга, смерть и жизнь. И одна ничего не знает о другой или не хочет ничего знать. «Безумие, Боже, безумие – эта война».
Он как раз проезжает мимо дома, у которого горит крыша. Вверху клубится черный дым. Выстрел был точным, дом пробило до самого подвала. Всех, кто был в доме, – в месиво.
Но гражданские проходят мимо и не смотрят.
И вот двое детей снова играют с волчком.
Странное, ужасное безумие.
Райзигер приносит Мозелю персики, берет припасы и идет к себе на позицию.
Там добычу делят.
Вечером Райзигер думает о продавщице. Блондинка, с красными губами. Платье, конечно, некрасивое, серое и рваное. Но блузка белая. А когда она смеялась, там двигалась грудь. Мягкая.
Он просит у Ауфрихта рисунок:
– За две сардины в масле.
– За четыре голую нарисую! А ты что, наконец-то вошел во вкус в Лансе?
Смех. Райзигер платит четыре сардины.
Глава шестая
1
Сентябрь 1915 года. Однажды утром на позицию явился полковой врач. Солдаты догадались, что будут делать прививку. Черт подери, опять будет лихорадить после того, как этот пилюлькин осел продырявит кожу ржавой иглой. Вдобавок ужасные боли в мышцах.
Но как отказаться? Лейтенант Штойвер с вахмистром идут по рядам, сверяя по списку, все ли на месте. Даже часовые должны явиться.
Рядом с врачом унтер из санитаров. У него с собой два вещмешка, откуда он достает длинненькие, блестящие серым лаком жестяные коробочки. Каждому по одной. Когда раздача окончена, лейтенант приказывает «Смирно!», а обермедик толкает речь:
– Ребята, вам сегодня раздают защиту от газа. Скоро потренируемся, как накладывать и применять эту защиту. Но сперва, если вам интересно, хочу объяснить, о чем речь. Вы читали в сводках, что противник уже некоторое время напускает на нас ядовитые газы. Он надеется напугать нас этими газовыми
