Перед его глазами стояло бледное личико больного ребенка.

У него не было надежды, как у жены.

Что-то подсказывало, что Гейнц не выздоровеет…

Наконец ему стало невмоготу переносить эти тяжелые мысли, и Пауль сделал то, что всегда делал в тяжелые минуты – отправился в мастерскую.

Ведь он обещал щедрому заказчику к утру выполнить его заказ.

А заказ был очень непростой.

Он накормил топку дровами, разжег огонь и, пока печь раскалялась, еще раз разглядел чертеж, который принес ему заказчик.

Диковинная бутылка!

Горлышко ее не заканчивалось, как обычно – оно загибалось вбок и входило в стенку бутыли. Там оно проходило до самого дна и смыкалось с ним. Таким образом, устье этой удивительной бутылки было не наверху, а внизу…

Да, сделать ее будет непросто!

Он так и этак поворачивал чертеж, прикидывая, как приступить к работе. Наконец решил начать – иначе печь топилась впустую, пожирая дорогие дрова.

Он смешал состав для стеклянной массы и тут вспомнил про пакетик, который оставил ему заказчик, велев непременно добавить его содержимое к стеклу.

Достал этот пакетик и всыпал порошок в форму для стеклянной массы…

По мастерской поплыл удивительный, незнакомый запах.

Это был запах чего-то запретного и опасного… запах греха и страха…

В то же время этот запах показался Паулю волнующим и притягательным.

Он вспомнил, как два года назад на день святого Оргидия в их городке казнили ведьму. Это была Евлалия, молодая дочка городского булочника, герра Левангера.

Весь городок сошелся тогда на рыночной площади, чтобы увидеть волнующее и поучительное зрелище.

Евлалия до последнего не признавала свою вину, и когда ее уже вели на костер, босая, простоволосая, в разорванном платье, она поравнялась с Паулем и взглянула на него…

Взгляд ведьмы обжег его, как будто ему прямо на сердце попала капля расплавленного стекла.

А она – как будто этого было мало – встряхнула светлыми длинными волосами, так что они задели Пауля по лицу.

И он почувствовал их запах…

Ее запах, запах молодой ведьмы.

Это был запах волнующий и притягательный. Запах греха, страха и страсти.

И вот сегодня Пауль почувствовал такой же запах, волнующий и греховный, здесь, в своей собственной мастерской, среди таких привычных и безобидных предметов.

Ему стало как-то боязно. Он боялся не столько того, что принес с собой этот запах, сколько того, что в ответ на него пробуждалось в его собственной душе…

Но что делать – желание заказчика – закон…

Пауль тщательно перемешал стеклянную массу, пока таинственный порошок не растворился в ней без осадка.

Он думал, что волнующий и пугающий запах исчезнет, поглощенный чистым и сильным жаром печи, – но он стал только сильнее, заполнил всю мастерскую.

И от этого запаха сердце Пауля забилось сильнее и чаще, все цвета и краски стали ярче.

Пауль закончил подготовку стеклянной массы, набрал на кончик трубки комок жидкого стекла и начал осторожно выдувать удивительный сосуд.

Привычная работа помогла ему отвлечься от мыслей о больном ребенке, сосредоточившись на одном – на том, как сделать бутылку, которая нужна странному заказчику.

Он дул в трубку, словно играл на флейте беззвучную мелодию, и в ответ на эту мелодию на конце трубки расцветал волшебный сверкающий цветок.

Пауль начал вытягивать стеклянный пузырь с одного конца, чтобы создать горлышко будущей бутылки, затем повернул его, чтобы провести сквозь стенку сосуда.

Жидкое стекло как будто сопротивлялось его намерению, противилось ему. В то же время огонь в печи стал темнее, в нем проступили густо-багровые тона.

В ответ на эти изменения в углах мастерской возникли странные, фантастические тени. Пауль был поглощен своей работой, но ему показалось, что он ощутил на себе чей-то взгляд, невольно отвлекся и увидел эти тени.

В них можно было разглядеть живые лица, полные ужаса, страдания и ненависти.

Пауль вспомнил, где он видел такие лица.

В алтаре старой церкви Святого Оргидия была роспись, изображающая сцены Страшного суда. Роспись эта была выцветшая, местами осыпавшаяся, картины можно было разглядеть с трудом, скорее даже догадаться об их содержании. В левой части росписи были изображены праведники, шествующие в рай, в правой – грешники, низвергающиеся в бездну ада.

Лица праведников были блеклыми и невыразительными, но грешники… их лица были полны страсти и страдания.

И такие же лица смотрели сейчас на Пауля из углов мастерской.

И тут в его памяти всплыло еще одно лицо с правой части той старой алтарной фрески.

В верхнем ее краю была одна особенная фигура.

Собственно, фигуры как таковой почти не было, она выцвела и осыпалась, осталось только лицо. Лицо некоего создания, которое следило за происходящим, следило за страданиями грешников с торжеством и насмешкой.

Узкое волчье лицо с пронзительным, неотступным взглядом…

Это лицо с фрески было удивительно похоже на лицо сегодняшнего заказчика!

Пауль невольно вздрогнул от этой мысли – но поспешно отогнал ее и продолжил работу.

Ловким, умелым движением он протянул горлышко бутылки сквозь стенку. Стекло начинало остывать, оно было уже не таким податливым, но Пауль успел придать ему нужную форму, соединил горлышко с дном бутылки, создав открытое устье.

Он снова почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, снова оглянулся…

Тени в углах мастерской стали гуще, живее – и среди ежесекундно меняющихся, переменчивых фигур и лиц он разглядел то самое лицо… узкое, хищное, волчье лицо с правой алтарной створки… лицо сегодняшнего заказчика.

Пауль одним движением перерезал стеклянную пуповину, отделил готовую бутылку от стеклодувной трубки, оглядел ее внимательным, любовным взглядом творца… новая бутылка была подобна новорожденному ребенку.

Пауль невольно подумал о собственном сыне, который умирал в соседней комнате. Нет, он не умрет, он должен победить болезнь… Он отбросил ужасную мысль, поставил бутылку на полку с готовыми изделиями и невольно залюбовался ее необычной и в то же время удивительно совершенной формой.

И тут из угла мастерской раздался хрипловатый голос:

– Браво, это именно то, что я хотел…

Пауль оглянулся.

Тень с волчьим лицом сгустилась, обрела объем и плотность, и в мастерской появился тот самый человек, который заказал ему эту необычную бутылку.

Черный бархатный камзол с меховой опушкой, узкое лицо, зеленые волчьи глаза… как он попал в мастерскую? Ведь Пауль запер на ночь двери дома…

– Я могу забрать ее?

– Обождите, сударь! Она еще не остыла. Я обещал отдать ее вам утром.

– С кем ты разговариваешь? – Пауль услышал голос жены. Она стояла в дверях, бледная и дрожащая.

Пауль хотел ответить,