Он опять ничего не сказал мне на прощание, быстро поцеловал в щеку, подмигнул и уехал на своем велосипеде.

Я медленно шла домой, по самому большому кругу, огибая школу, новые дома, огромную стройку, парк, от которого осталась лишь небольшая часть. Я начинаю о нем скучать сразу же, как только расстаюсь с ним. Когда он снова мне позвонит или напишет сообщение, когда мы увидимся? Я не знаю. Надо было спросить, но я не знала как.

Всё так странно… Я надеюсь, что он пошутил. Я не хочу, чтобы это был настоящий Лелуш. Бывает, конечно, что звезды влюбляются в простых людей… Я смотрела такой фильм… Но вряд ли это случится со мной. И я не хочу, чтобы он уезжал обратно. Я просто не смогу без него жить. Кто он на самом деле? Почему плохо говорит по-русски? Откуда он приехал? Почему так похож на того, знаменитого Лелуша? Сегодня, если Вова даст мне компьютер, я всё прочитаю о нем. Или нет… А зачем? Он сказал, что он любит меня. Он не может мне врать. Когда человек так близко, он не может врать. Значит, врут или ошибаются все остальные.

На самом деле он даже красивее, чем тот Лелуш. У Лелуша все фотографии отредактированы. А мой – красивый по-настоящему. Тонкие ноздри, правильный нос с небольшой горбинкой, длинные ресницы, изящный рот, хорошая кожа. И я не хочу больше думать о том человеке, на которого он похож, фотографии которого я видела в Сети. Конечно, раньше мне нравился китайский Лелуш. А теперь я люблю настоящего. Он ведь сказал мне свое имя, сложное и очень красивое, только я его забыла, потому что у меня совсем нет головы. Я хочу всё время думать о нем. О том, какой он нежный, сильный, как смотрит на меня, как обнимает, как я растворяюсь, и всё вокруг пропадает – время, слова, предметы. И остается только он. И я не хочу с ним больше расставаться.

Глава шестая

– Ты уверена? – Мама смотрела на меня с таким недоверием, как будто я сказала, что выиграла Олимпийские игры по горным лыжам и шахматам одновременно. – Прямо так и сказали: всем вообще быть, и тем, кто болеет, и тем, кто на карантине?

– Мам, ну я же не на карантине. Да, сказали, надо писать эту контрольную.

– Напишешь онлайн.

– Нельзя. Надо всем очно.

– Я позвоню сейчас вашей классной.

Я пожала плечами:

– Звони.

Я знала, что мама звонить не станет. А даже если позвонит. Классная в лицо меня не знает, мы ее видели два раза в этом году, ее нам дали временно, и она нам сама сказала, что ей наш класс совсем не нужен, она учится в магистратуре и скоро уйдет в школу, где все предметы на английском и зарплаты в два раза выше.

Я очень хотела пойти сегодня в школу. Вдруг по дороге я встречу его. Он мне ничего не писал целых два дня. И я больше не могу ждать. Я сто раз уже писала и стирала сообщение. Что мне написать? «Когда мы встретимся?» А если он не хочет со мной встречаться? Кроме школы мама меня никуда не выпустит. Она взяла три дня отгула, чтобы лечить папу, который никак не поправится. Выздоровел и заболел снова. Мама уже заказала продукты домой, мусор вынес Вова. То есть поводов выходить мне на улицу нет никаких. Погода плохая, подышать меня мама не погонит. Мама считает, что я больна, потому что вчера весь день ничего не ела. Я не ела, потому что не могу больше смотреть на гороховую кашу. Вчера была среда, мама с вечера наварила гороховую кашу для постного дня, ее надо есть весь день. Можно с сушками, можно с хлебом.

– Так, я звоню.

Я знаю, что это мамин обычный прием. Главное, сейчас не показать, что я испугалась. Потому что никакой особой контрольной нет. По какому-нибудь из шести сегодняшних предметов может быть тест, мы их пишем почти каждый день, не знаю зачем. Не успели пройти тему и сразу – тест. А иногда и не проходим, новая тема заключается в том, что нам раздают листочки, на которых надо найти правильные ответы.

Таисья нам рассказывала, что есть такой особый метод интуитивного обучения, открытый то ли японцами, то ли американцами: ты выбираешь правильные ответы на вопросы, которые совсем не понимаешь, и у тебя в голове складывается какое-то новое знание. Только как оно может сложиться, если я выбираю все неправильные ответы? Я часто ставлю галочки подряд, потому что не знаю и не понимаю ничего.

– Та-а-ак… Что это за контрольная такая… Вообще уже там, в вашей школе, с ума сошли… Всех вызывают… Сейчас я с ними поговорю…

Мама, такая смелая и острая на язык, с моими учителями становится похожей на маленькую троечницу, которая хочет быть хорошисткой. Потому что есть троечники, которые хотят быть двоечниками, а им не дают скатиться, упорно ставят тройки. А им нравится быть хуже всех – это позиция. Они смелые, наглые, они смеются в глаза учителям, как Плужин, например, или Сомов. Плужин, кстати, неглупый и мог бы хорошо учиться. А Сомов на самом деле тупой. Но им одинаково ставят тройки и тянут выше. А есть троечники, которым так хочется, чтобы им сказали: «Молодец, старайся! У тебя получится! Хотя бы спиши нормально, без ошибок, у соседа или в Интернете, если найдешь, где списывать!» И вот моя мама с учителями разговаривает именно как такая троечница. И мне всегда хочется спрятаться подальше, не видеть и не слышать, потому что мне почему-то становится стыдно.

Пока мама готовила папе обед, варила кисель и бульон, приговаривая, что надо забирать меня из школы, потому что в такой школе мне делать нечего, и переводить на домашнее обучение, только непонятно, кто со мной будет проходить математику и русский, остальное можно и не учить, сплошное вранье и ненужное знание, я потихоньку оделась, взяла сумку и незаметно прошла в прихожую. В нашей квартире это почти невозможно, но мама как раз отвлеклась на выбежавший мясной бульон, наполнявший всю квартиру совершенно невыносимым запахом, и на папу, который умолял маму открыть все форточки и вылить бульон в раковину, потому что ему