– Совершенно верно.

– Однако вам, господин Фрибус, должно быть, известно, что наше государство причислено мировым сообществом в разряд стран с переходным периодом развития, и, следовательно, у нас еще не разработаны некоторые важные институты, с помощью которых легко решались бы многие проблемы. В данный момент и в правительстве, и в Государственной думе идет нешуточная борьба за легитимность частной собственности.

– Мы все прекрасно понимаем, уважаемый Борис Константинович, – сказал поверенный в делах Штютера, делая упор на слове „все“.

– Мне трудно будет принять решение по вашему вопросу в условиях несовершенного законодательства и аморфного правового пространства.

– Понимаю, – посочувствовал юрист-переводчик.

– Согласования, улаживания, консультации… И все это в канун второго тура выборов президента России.

– Вам не позавидуешь, уважаемый Борис Константинович.

Эпитет „уважаемый“ от многократного повторения стал выводить из себя одного из столпов администрации региона. Но этикет и перспектива приобретения выгоды вынуждал сдерживаться.

– Вот если бы вы зашли после третьего июля, было бы другое дело, а сейчас…

– Видимо, вы правы, – неожиданно легко согласился Фрибус. – Вы очень занятой человек. Возможно, было бы более рационально поступить нам следующим образом. Чтобы не отнимать ваше драгоценное время и не отрывать вас от государственных дел, наши дальнейшие контакты провести на уровне представителей обеих сторон. Интересы господина Штютера буду представлять я. Думаю, мы сумеем найти общий язык и наши переговоры принесут ощутимые, плодотворные результаты. Это не будет идти во вред вашим приоритетным делам, да и господину Штютеру можно будет уехать в Германию, где у него тоже есть срочные дела. Если вас устраивает наше предложение, то вам, уважаемый Борис Константинович, достаточно будет сказать „да“ и назначить своего представителя.

– Считайте, что ваше предложение принято, – вставая из-за стола, сказал хозяин кабинета, довольный тем, что Фрибус сам предложил удачную формулу для последующих контактов.

Гости тоже поднялись, понимая, что встреча почти закончена.

– Вашим вопросом будет заниматься мой помощник. – Первый зам главы администрации представил посетителям своего референта. – Лучшей кандидатуры и быть не может.

Проводив иностранцев, помощник вернулся и выжидающе встал напротив шефа.

– Видал, какие наглые?

– Не то слово, Борис Константинович.

– Вцепились, как клещи, подавай им дом, и все тут! Зажрались они там, в своей Германии! С жиру бесятся! Забыли, как отсюда драпали! Делать им больше нечего, как кирпичи туда- сюда таскать! А этот Примус – ну артист!

– Фрибус, – по привычке поправил помощник.

– Все уже заранее решил, обкумекал и ведь объегорил нас, немец-перец-колбаса, – не обращая внимания на реплику подчиненного, развивал свою мысль начальник. – Но мы тоже не лыком шиты! Как говаривал Александр Васильевич Суворов, русский штык всегда прусский бивал! А?

– Верно!

– Мы и на этот раз утрем нос этим штуцера́м-примуса́м! Займись этим делом вплотную! Понятно?

– Понятно.

– И выжми из них все! Но так, чтобы комар носа не подточил!

– Сделаем, Борис Константинович!

Помощник взял со стола документы, аккуратно сложил их и тихо покинул просторный кабинет. Приняв дело к производству, он почувствовал специфических запах, исходящий от бумаг. Его обоняние охотничьей собаки не подвело. Это был запах денег. А еще говорят, что деньги не пахнут!

Глава шестнадцатая. Проморгали

В бутылке оставалось совсем немного, на донышке. Грызунов хотел сохранить остатки водки и с трудом подавлял в себе желание допить искушающие миллилитры. С тех пор как Иннокентий Степанович обнаружил ценную находку и долго бродил в темном лабиринте в поисках выхода, прошло десять дней. Первая бутылка была оприходована быстро, а вот вторую старик лелеял и прикладывался к ней, как к склянке с дорогим лекарством, глотая водку крохотными дозами, почти каплями, бережно и экономно, растягивая горькое удовольствие. Но всему есть предел. Настал урочный час и для содержимого заветной стеклотары, из которого не получилось сделать неприкосновенный запас. Ветеран Великой Отечественной понимал, что он не сможет уговорить себя перенести акт опустошения емкости в 0,5 литра на более поздний срок, дабы хоть на немного оттянуть момент казни сорокаградусной жидкости.

Вернувшись в свое логово из ночной вылазки в город, бродяга достал из тайника бутылку и принял установленную им самим норму. После завтрака он пришел к выводу, что минуты греющей внутренности и душу водочки сочтены. От этой мысли Грызунову стало больно, и он, не отдавая себе отчета, сунул пузырь в карман грязных брюк и побрел куда глаза глядят.

Устав бесцельно бродить, старик опустился на землю и поставил перед собой творение стекольного завода без этикетки, но зато с винтовой, а не с язычковой пробкой. Старый алкоголик стал смотреть на него как факир на кобру. Однако, как он ни таращился на бутыль, ему не то чтобы пополнить, а и зарядить дополнительными градусами, как это смог бы Чумак, у него не вышло. Факир был пьян, и фокус не удался.

– Что же ты, голубушка моя, оказалась не бездонной? – заговорил со своей ненаглядной Иннокентий Степанович. – Молчишь? Не знаешь, что сказать в свое оправдание? Оно и понятно. Эх-эх-эх. Сгубила ты меня, родная, вконец сгубила! Пьешь тебя, пьешь, а тебя все мало и мало. Вот сейчас оприходую тебя, потом еще надо будет тебя где-то добывать. А на что? Пенсию я пока получить не смогу. Паспорт-то у меня эти московские архаровцы забрали. Идти туда к ним, все равно что к черту в пасть. Этот амбал Игорь меня едва не задушил, да его кто-то вовремя самого того… В общем, сделали с ним то, что он замысливал со мной произвести. Так-то, голубушка. Теперь его дружки меня наверняка повсюду разыскивают, и мне приходится здесь хорониться. Жизнь у меня хоть и поганая, а расставаться с ней почему-то не хочется, вот как с тобой. – Он ласково обнял ладонью бутылку, отвинтил крышку и, зажмурив глаза, сделал два маленьких глотка.

– Уф! – выдохнул старик. – Все!

Он положил бутылку в траву и закусил сухарем серого хлеба, осторожно кроша его гнилыми зубами. Утирая губы и вынимая застрявшие в бородке крошки, фронтовик скользнул взглядом по сторонам. Место показалось ему знакомым. Это его не удивило, поскольку он явно бывал здесь, только вот когда? День назад? Неделю? Месяц.? Год? Встав и подойдя к зияющему проему в стене, он пригнулся и заглянул внутрь. Там стояла вода. Отступив на шаг назад, старик стал внимательно рассматривать бетонный панцирь, в котором был проделан низкий ход. Зрачки, обшаривая шершавую поверхность, зацепились за выщербину. Это было не просто углубление, а след от осколка. Рядом должны были быть и