– А мы тут, выходит, груши околачиваем!

– К тому же стало известно, что к нам едет сам президент, – понизил голос подчиненный.

– „Пренеприятное известие“, – откидываясь на спинку вертящегося кресла, процитировал первый заместитель губернатора.

– Да нет, – помощник испугался, что его слова истолкованы как дерзкая шутка. – Что вы, Борис Константинович. Я хотел сказать, что завтра из Москвы приезжает группа обеспечения приема президента России, состоящая из офицеров его службы безопасности.

– Спасибо за своевременную информацию, – поблагодарил подчиненного начальник и пригладил черные с проседью волосы. – Зови-ка этого…

– Штютер, – подсказал помощник.

– Именно! Штютера! Негоже его мариновать в предбаннике.

Помощник вышел из кабинета и через несколько секунд появился вновь в сопровождении двух мужчин. Он закрыл плотно двери и, обогнав посетителей, семеня и пригибаясь, достиг края большого стола начальника. Засим услужливый ассистент голосом конферансье изрек:

– Господин Густав Штютер!

Заместитель губернатора слегка прижал подбородок к груди, изображая кивок, и протянул гостю руку. Со вторым посетителем он здороваться не стал, отнеся его к касте переводчиков, коих высокопоставленный номенклатурщик держал за „обслугу“ и относился к ним соответственно.

Чиновник предложил вошедшим сесть и, выдержав небольшую паузу, спросил:

– Так какое у вас ко мне дело, господин Штютер? – Он покосился в сторону помощника, ожидая поправки. Но таковая не воспоследовала, значит, он правильно произнес фамилию.

Немец стал что-то говорить на своем языке, останавливаясь после длинных фраз и давая возможность перевести его слова своему толмачу, который был, видимо, русским, поскольку изъяснялся по-русски без всякого намека на акцент. Выслушав гостя, представитель областной власти встал и подошел к окну. Посмотрев на улицу, словно оттуда ожидал услышать мудрый совет, и побарабанив пальцами по подоконнику, замгубернатора вернулся на место и, сложив руки на столешнице, чуть наклонился вперед:

– Если я правильно вас понял, вы хотите купить дом вашего дедушки, некогда жившего в Кенигсберге?

– Йа, йа! – задергал белокурой головой немец, когда ему перевели слова хозяина кабинета.

– Позвольте же узнать, в каком районе города находится данное строение.

Штютер что-то сказал своему сопровождающему, тот поднял с пола дипломат, положил его на колени и щелкнул замочками.

– Вот подробный план расположения дома, который хочет приобрести господин Штютер. На карте он указан красной стрелкой. – На стол лег большой лист плотной бумаги. – И еще. – В голосе переводчика прозвучали командные нотки.

„Что этот толмач себе позволяет?“ – раздраженно подумал чиновник и поднял на мужчину с кейсом тяжелый взгляд. Однако тот его выдержал и продолжил:

– Господин Штютер, дабы не тратить понапрасну ваше драгоценное время, уважаемый Борис Константинович, предлагает вам для удобства общения вести переговоры напрямую со мной, чтобы не подвергать вас утомительному выслушиванию немецкой речи. Я являюсь поверенным в делах господина Штютера и уполномочен вести любые переговоры от его имени. Я думаю, предлагаемый господином Штютером вариант будет взаимоприемлем.

– Я не имею ничего против.

– Прекрасно. Моя фамилия Фрибус, – представился поверенный.

– Очень приятно, – воспользовался стандартной формулой опытный аппаратчик, которому на самом деле приятно не было, и уставился на подсунутую ему карту. – И где же этот дом? Что-то я его никак не найду.

– Вот он. – Фрибус приподнялся со стула и ткнул пальцем в искомую точку.

– Теперь вижу.

– Мы полагаем, что наша просьба не вызовет у вас серьезных возражений, поскольку дом находится в производственной зоне, незаселен, ремонту не подлежит и не представляет никакой архитектурной ценности.

– Вы противоречите сами себе, господин…

– Фрибус, – сделав шаг в сторону начальника и нагнувшись к его уху, подсказал помощник руководителя крупного калибра.

– …господин Фрибус.

– Я не нахожу никаких противоречий в моих словах.

– Ну как же! Вы утверждаете, что дом, которым когда-то владели родственники господина Штютера, – первый заместитель губернатора улыбнулся важному немцу, – ни на что не годен. Да, кстати, у вас есть документы, подтверждающие тот факт, что здание действительно принадлежало роду Штютеров?

– У нас есть все необходимые доказательства, имеющие юридическую силу. Данный дом, правда, принадлежал не Штютерам, а семейству Мессмеров…

– Вот видите!

– …но это не меняет сути дела, – продолжал адвокат, не обращая внимания на реплику функционера, – поскольку владелец недвижимости приходится, как мы уже упоминали выше, дедушкой господина Штютера по материнской линии. Мы можем предоставить вашему вниманию соответствующие документы, заверенные нотариусом. Имеется также и копия на русском языке.

– Не надо.

– И все же мы оставим вам дубликаты документов, уважаемый Борис Константинович. – Фрибус положил на стол папку. – Мало ли что. Мы, юристы, щепетильны, и к бумагам у нас особое отношение.

– Знаю я вашего брата, – проворчал чиновник, которому не нравилась независимость его собеседника. – Где два юриста, там два мнения.

– Данный афоризм не имеет ко мне никакого отношения. Господин Штютер выплачивает мне хороший гонорар, и я претворяю в жизнь исключительно его указания.

Самому Штютеру, не понимающему русского языка, ничего не оставалось, как только молча наблюдать за мимикой лиц беседующих и отмечать тональные перепады в их речах.

– Но противоречия в ваших доводах все же имеются, – опять уткнувшись в карту, сказал хозяин кабинета.

– Какие?

– Вы говорили, что дом никуда не годится. Развалина, одним словом.

– Так и есть, – кивнул головой Фрибус.

– Тогда я не пойму! Зачем вам покупать рухлядь?

– Мы хотим разобрать полностью дом, весь, до кирпичика, и вывезти его в таком виде в Германию.

Замгубернатора переглянулся со своим помощником. Оба чиновника были явно обескуражены.

– Зачем? – Второй по значимости человек в области посмотрел почему-то на Штютера, а не на его переводчика.

– Такова последняя воля покойного отца господина Штютера, чье детство прошло в стенах этого дома. Его мать, бабушка господина Штютера, прожила со своим сыном, отцом господина Штютера, три года в Кенигсберге. Вот копия завещания. Пункт, где упоминается дом, который покойный пожелал выкупить после своей смерти и перевезти на родину, обведен кружком.

Когда перед носом первого заместителя губернатора Калининградской области появилась еще одна бумага в прозрачной полиэтиленовой обложке, ему стало не по себе.

Помощник мгновенно оценил состояние своего шефа, рванулся к графину, наполнил стакан водой и поднес его боссу:

– Выпейте, Борис Константинович.

„Эти немцы – настырная нация! – делая большие глотки, думал чиновник. – Мало того, что обставили наших в футбол на чемпионате Европы, так еще теперь из меня душу вытряхивают в моем собственном кабинете! Забросали бумажками, как листовками в сорок первом: „Рус Иван, сдавайт!“ Но русские не сдаются! Меня голыми руками не возьмешь!“

Хлопнув донышком стакана о полированную поверхность стола, функционер произнес окрепшим голосом:

– Вы совершенно запутали меня, господин Фрибус, в родственных связях вашего патрона.

– Могу повторить.

– Не стоит. Мое ведомство не интересуют кровные узы зарубежных