Вот он какой был злодей… на словах. Это, я полагаю, всё происходило от его зверского амплуа, оттого-то Павел Иванович и любил сильные ощущения.

В уборной с ним была постоянная потеха. Тут он всех распекал поочередно: портные, сапожники и парикмахеры никогда ему не могли угодить и бегали от него как от огня. Бывало, не смей никто из молодых актеров подойти к тому зеркалу, против которого расположится Толченов. Однажды он, завитой в папильотки, сидел перед своим зеркалом и с нетерпением ожидал парикмахера, чтоб тот его припек. Несколько уже раз посылал за ним. Наконец подбегает к нему со всех ног парикмахерский мальчик со щипцами.

– Тише, тише, болван. Что ты точно с цепи сорвался, этак меня обожжешь, – ворчит раздраженный трагик.

– Помилуйте, Павел Иванович, щипцы почти совсем простыли.

– Так ты меня холодными хочешь припекать?! – вскричал Толченов и прогнал мальчугана из уборной.

Впрочем, находили на него подчас и добрые минуты; это случалось по большей части, когда ему доводилось играть в новом костюме. Тут Павел Иванович одевался прежде всех и, важно охорашиваясь, разгуливал по сцене. Станет, бывало, перед кем-нибудь из товарищей подбоченясь и, молча глядя ему в глаза, начинает покачиваться с ноги на ногу. Помолчит, помолчит и, не дождавшись ожидаемых слов, скажет наконец: «А ведь новый-то костюм хорош», – и отойдет в сторону.

Глава X

Я помню еще то патриархальное время нашего закулисного мира, когда артисты, вместо нынешних так называемых разовых (то есть поспектакльной платы) получали каждый вечер просто по две восковых свечки, которые обыкновенно и зажигали у собственного своего зеркальца: тогда в довольно обширной уборной стояло только одно большое зеркало, а потому физически невозможно было всем воспользоваться им для своего туалета и гримировки. Само собою разумеется, что не все артисты без исключения получали эти поспектакльные свечки, было много и таких, игра которых, как говорится, не стоила свеч.

Помню я, как некоторые из актеров, которые относились к своей внешности не слишком кокетливо, предлагали эти свечки своим товарищам сыграть на узелки; иные же, из экономии, зажигали одну только свечку а другую сберегали для домашнего обихода. Нынешняя поспектакльная плата, конечно, очень выгодна для артистов, особенно для тех, у кого большой репертуар; но если взглянуть с нравственной точки зрения, то эта поденная плата много приносит вреда искусству: для этой приманки иной первоклассный артист хлопочет не о качестве, а о количестве своих ролей. Корыстолюбивый расчет заставляет его иногда брать на себя ничтожные роли, отнимая таковые у второстепенных актеров, которые получают незначительную плату в сравнении с ним, и тем, конечно, возбуждает справедливое негодование с их стороны. Короче – это закулисное яблоко раздора. О нем многое можно бы было сказать, но зачем? Я пишу не современные записки, а вспоминаю старину.

Начало поспектакльной платы в нашей драматической труппе относится к далекому прошлому. В конце 1810-х годов знаменитая трагическая актриса Катерина Семеновна Семенова первой начала получать ее и вот по какому поводу: эта артистка, при громадном ее таланте, была немного ленива, а подчас и капризна, так что зачастую под предлогом болезни отказывалась от своей роли. От этого, разумеется, страдали и репертуар, и выгоды дирекции.

Чтобы как-нибудь заинтересовать актрису с материальной стороны, дирекция при возобновлении контракта увеличила ее оклад, но включила условие: сыграть не менее определенного числа спектаклей в продолжение года, получая за каждое представление добавочную сумму. Так что чем бы более она сыграла, тем более получила бы вознаграждения. Эта мера имела обоюдную пользу, потому что Семенова пользовалась любовью публики и появление ее на сцене давало почти всегда полные сборы. Вот с этого-то времени и началась у нас поспектакльная плата. Пример Семеновой побудил и других первоклассных артистов заключать с дирекцией контракты на тех же условиях.

Здесь я посвящу несколько строк памяти этой гениальной артистки, которая, конечно, должна занять почетное место в истории русского театра. Катерина Семеновна Семенова обучалась в Театральном училище и, будучи еще воспитанницею, под руководством Дмитревского дебютировала (в 1803 году, 3 февраля) в комедии «Навина». Второй ее дебют состоялся в 1804 году в трагедии «Ермак» (сочинение актера Плавильщикова) в роли Ирты, роли, которую Семенова приготовляла при содействии самого автора. Следующие ее дебюты были в трагедиях «Эдип в Афинах» Озерова, в том же году, и в «Росславе», сочинении Княжнина, в 1805 году. В первой она играла Антигону, во второй – Зафиру; обе эти роли она готовила под руководством князя Шаховского.

С появлением трагедии Озерова сценические успехи Семеновой стали быстро возрастать, и вскоре она могла по справедливости назваться любимицей публики. В этот период времени Катерина Семеновна оставила прежнего своего учителя, князя Шаховского, и проходила роли с Николаем Ивановичем Гнедичем. Этот высокообразованный литератор, строгий эллинист и классик, много способствовал своими умными советами развитию ее природного таланта.

В 1807 году поступила на сцену Мария Ивановна Вальберхова (дочь балетмейстера), новая ученица Шаховского, и дебютировала также в роли Антигоны. Хотя эта умная и образованная актриса и не имела средств, необходимых для трагических ролей, но князь во что бы то ни стало силился создать из нее опасную соперницу оставившей его ученице. Тут истые театралы разделились на два враждебных лагеря: начальство, во главе которого стоял тогда Шаховской, поддерживало одну, а публика – другую.

Эта партизанская война продолжалась года четыре, но наконец, в одно из представлений трагедии [Вольтера] «Китайский сирота», переведенной князем Шаховским, Вальберхова была ошикана, и в 1811 году сошла со сцены[33].

С этого года и по 1820-й Семенова безраздельно первенствовала в трагедиях. В этот последний год, по причине каких-то неудовольствий с тогдашним директором театра князем Тюфякиным, она не хотела продолжать своей службы и вышла в отставку.

В 1822 году, когда вместо Тюфякина должность директора занял Майков, Катерина Семеновна вновь поступила на сцену и играла в первый раз роль Клитемнестры в трагедии «Ифигения в Авлиде», в бенефис прежней своей соперницы Вальберховой, что, конечно, делает большую честь ее доброму сердцу. Около этого времени скончался отец Вальберховой, оставив огромное семейство безо всяких средств. Жены своей лишился он задолго еще до своей кончины, и таким образом главой осиротелой семьи осталась старшая его дочь, Мария Ивановна, которая впоследствии заменила своим братьям и сестрам чадолюбивую мать[34]. Я живо помню тот замечательный спектакль. Восторг публики при появлении Семеновой на сцене был необычайный, а сбор по тому времени небывалый: он