– Не переживай, сама разберусь, – и бросила трубку.

Поговорили.

Через час снова перезвонила. Остыла. Собрала коллекцию мысленных аргументов. Мама тоже немножко ослабила пыл. Поговорили как родные люди, выслушали друг друга, постарались понять.

– Мама, это моя жизнь. И, как сказал Асадов: «Лучше с синяком, чем под колпаком».

– Дело твоё.

Вздохнула. А вот теперь время второй новости.

– Мам, он очень хочет увидеться с вами.

– Зачем?

– Не знаю.

Ожидала новую бурю, но мама отреагировала на удивление спокойно.

– Ну, приезжайте.

Так что заранее приготовленные аргументы оказались невостребованными.

Оставшиеся до встречи дни Ларри заваливал меня сообщениями типа: «Я купил тебе особенный шоколад» или «Как думаешь, твоей маме больше понравится, если я приду в синем пуловере или светло-серой рубашке?».

Мы очень много общались всё это время. Насколько позволял его график, конечно, и разница в часовых поясах (почти половина суток – 10 часов между Москвой и Лос-Анджелесом). Мы словно навёрстывали упущенное.

– Когда ты понял, что влюбился в меня?

Давно хотела спросить, между прочим!

А он ответил:

– Не помню.

И хотя я тоже не могла назвать с точностью день и минуту, когда это случилось со мной, я хорошо помню, как постепенно стало меняться моё мнение об этом парне.

– А всё-таки?

Ларри мастерски, как перед надоедливым журналистом, ушёл от вопроса, виртуозно направляя тему в близкое, но немного иное русло.

– Зато я помню, когда ты призналась, что никогда прежде не видела океан, мне захотелось открыть для тебя целый мир. Увидеть как можно больше вместе с тобой.

Я, конечно, растаяла. Вспомнила, как впервые увидела океан в Нью-Йорке, когда мы сбежали от Пола. И как часто мы строили проказы бывшему менеджеру Ларри, доставляя массу проблем.

– Ты злишься на него?

– Нет, – ответил парень, не задумываясь. И если за прошедшие годы я хоть сколько-то успела узнать его, то, мне кажется, ответил он честно.

– Так почему же он не может простить?

Ответа на этот вопрос ни у одного из нас, увы, не было.

А потом настал этот день. День, когда Ларри приехал в Москву.

Переполненный людьми аэропорт. Жаркий июньский день. И я – в светло-голубых джинсовых шортах, белой хлопковой майке и отражающих мир очках – жмусь в уголочке, надеясь не пропустить среди множества лиц то самое – родное и долгожданное. Обращаю внимание исключительно на парней в очках – это меньшее, чем может обезопасить себя Ларри.

Время шло, потоки людей выходили из здания, один за одним звучали объявления. Я уже начала нервничать.

Наконец он появился. В очках, как я и предполагала, потёртых джинсах и повязанной сверху рубашке в сине-бордовую клетку, в белой, почти такой же как у меня, футболке. Он тащил за собой чемодан, и я почти побежала ему навстречу, не успев подумать, зачем ему так много вещей на два дня.

Признак того, что он заметил меня, всего один – губы растянулись в улыбке. А я без зазрения совести наскочила на него, едва не сбив с ног.

Чемодан остался сиротливо стоять в стороне, пока мы обнимались. Ларри засмеялся:

– Эй, что люди подумают?

– С каких это пор тебя беспокоит, что люди подумают?

– Я вроде взрослый парень. Не могу вести себя как несдержанный подросток, – и, подумав, добавил: – А хочется.

Перебрасываясь фразами и шутками мы без препятствий дошагали до такси и вместе уселись на заднее сиденье.

– Тут всё не так, как в Лондоне и Америке, – произнёс Ларри, оглядывая салон, как будто ехал в такси по Москве в первый раз.

– Сегодня тепло. Тебе повезло, – улыбнулась я, замечая недоумение таксиста от нашего непонятного ему языка, которое он очень старался скрыть. – Привык, небось, уже к жаркому солнцу в Лос-Анджелесе?

– Привык. Мне нравится этот город.

– Да-а, а я в прошлый раз так ничего там и не увидела… – протянула разочарованно.

– Ещё будет возможность, – подмигнул Ларри. А потом обратил внимание на дорогу: – Куда мы?

В квартиру, где жили мы с Людой и Костей, я его привезти, разумеется, не могла. Не то чтоб они были против – мы это даже не обсуждали. Во-первых, Люда в последнее время склонна к маминой точке зрения: пора бы оставить историю с Ларри в прошлом. А во-вторых, он всё же с ночёвкой, а в этой квартире одну комнату занимает подруга с мужем, в другой сплю я. И что, прикажите положить его рядом с собой? Или предложить спать на полу? Уверена, о таком гостеприимстве у него надолго останутся яркие воспоминания. После собственных-то семи спален в Лос-Анджелесе.

– В отель. Тот, где ты был в прошлый раз.

– Опять оставишь меня одного?

– Только на ночь, – пообещала я, и он нахмурился с притворным недовольством.

– А твои родители там? – завёл он старую песню.

– Они не приедут, – начала я, замечая, как притворное недовольство превращается в искреннее разочарование. – Но мы можем поехать к ним. Мама не против.

У неё просто выбора не было.

– Правда, мы и тут найдём чем заняться. Можно сходить в Москвариум, там очень красиво, всякие рыбки… – попыталась переубедить его я.

– И много людей, – вставил он.

– Мы придумаем что-нибудь, где их мало, – пообещала я.

– Нет, – был непреклонен мой парень.

Я ведь имею право снова так его называть?

– И почему ты так уцепился за эту идею?

– Я уже объяснял.

– Ты так объяснил, что понятней ничуть не стало!

– После узнаешь.

Вот и поговорили.

К счастью для Ларри, я не могла продолжать развивать этот спор, потому что машина остановилась почти у самых дверей отеля, и я, расплатившись, быстренько выпрыгнула из салона. А следом за мной и Ларри со своим чемоданом.

– Зачем тебе так много вещей?

– Одежда и подарки, – просто ответил он.

– Подарки?

Интересно.

Почти сорок минут заняла процедура оформления всех документов. На ресепшене Ларри узнали, попросили автограф и фото на память, растрезвонили всем подряд, так что почти половина обслуживающего персонала огромного отеля и оказавшиеся неподалёку туристы тоже не пожелали упустить свой счастливый шанс.

Наконец нас отпустили с миром, провожая взглядами, от которых прямо жгло спину. Особенно у меня. Это Ларри все любят, а я…

Номер у звёздного гостя оказался шикарным.

Пятый этаж, отличный вид на город, много места, мягкие диванчики, роскошная широкая кровать, на которой спать можно хоть вдоль, хоть поперёк. А тропический душ с подсветкой лишил меня дара речи. Но несмотря на все уговоры Ларри остаться и опробовать его, решительно отказалась. Взрослые ведь люди, понимаем: если останусь – ночевать в разных комнатах уже не получится. А у меня принципы.

Зато кофемашиной воспользовалась с удовольствием.

Ларри в это время успел освежиться и вышел ко мне в белом гостиничном халате до колен и мокрыми волосами. Довольно соблазнительное зрелище.

Увидел мой взгляд, хитро улыбнулся.

Ну не-е-ет, я не поведусь.

– Будешь кофе?

– Не-а, – ответил, поворачиваясь ко мне спиной и что-то доставая из чемодана. – Иди сюда. У меня есть для тебя кое-что.

Отставила кружку и нерешительно подошла.

– Что это?

В руках у Ларри была небольшая, похожая на шкатулку коробочка в праздничной упаковке.

– Открой, – сам сгорая от нетерпения, произнёс он.

Открыла. Приятно зашелестела бумага и появилась – и правда, шкатулка. Розово-белая, но не приторного, а нежного цвета. И белый цвет был нанесён необычно, а напылением – как снег. А сверху золотистые буквы «Л» и «А», выведенные витиеватым шрифтом – как я люблю.

– Что это? – повторила снова, открывая крышку.

Ответ мне не понадобился. Из шкатулки зазвучала музыка. И всего пара нот мне потребовалось, чтобы понять, что именно это за песня.

– City of stars

Are you shining just for me? – зазвучал приятный мужской голос.

Голос Ларри!

– Ты спел её для меня? Мою любимую песню? И сделал всё это? Музыкальную шкатулку и наши инициалы… – у меня не хватало слов, чтобы выразить своё восхищение. Никто никогда не мог бы додуматься до такого!

А песня звучала. Для меня одной. В исполнении Ларри.

– Боже мой!

Только не плакать…

– Это шкатулка для наших лучших моментов. Я заказал её в тот день,