– В гареме можно только четыре жены иметь, – вставила бабушка, всё больше проникаясь любовью к Ларри. – Так ведь он не араб и не турок. А какой человек – тут уж Ане виднее. Давно вы знакомы-то?

– Четыре года.

– У-у-у, четыре! Мы б за четыре уже двоих детей родили, да, Петь? – толкнула она мужа локтем и засмеялась.

Дурдом. Хорошо всё-таки, что Ларри по-русски не понимает.

– Да я ж не против твоего Ларри, – сказал отец. – Он мне даже нравится. По-моему, нормальный парень.

И тут произошло нечто. Ларри, который всё это время внимательно слушал, пытаясь, видимо, вникнуть в чужую речь и понять хоть что-то по интонациям, выдал:

– Я согласен.

Это ж даже не описать словами, как все напряглись. А вдруг он всё понял? Вдруг притворяется «немым» и «глухим»?

– Али шпион? – спросил дед.

Не-е-ет, только давайте с арабов на немцев не будем перескакивать. Это любимая тема деда, и если он только начнёт, мы до ночи не разойдёмся.

До меня вдруг дошло. Мы это учили. Но прошло уже больше года. Он помнит?

– Ларри попутал, он имел ввиду «взаимно» – ты ему тоже нравишься.

И быстренько перевела на-английский. «Я согласен» и «Я тоже» – объясняла я когда-то – одно и тоже. Плохой из меня учитель. Ну а «мне он нравится» Ларри прекрасно знал: он часто говорит мне и пишет: «Ты мне нравишься». Вот и решил блеснуть знаниями, услышав знакомое выражение.

Разрешив неловкую ситуацию, мы посмеялись, и вечер продолжился. Чуть менее непринужденно. Мы в основном общались с Ларри, бабушка с дедом и родители – друг с другом. Почти гармония. Тему наших с Ларри отношений и иностранцев в целом больше не затрагивали, испугавшись дипломатического скандала («Али шпион?»).

После четвёртого или пятого поднятого бокала Ларри вдруг встал.

Все мы подняли головы, не понимая. А он попросил и меня подняться.

Интере-е-есно… Что он ещё задумал?

Ларри прочистил горло и попросил:

– Переведи, пожалуйста, дословно всё, что я сейчас скажу.

Он был так серьёзен, что я напряглась.

– Ты как будто собираешь сообщить всем, что только что передумал и нам надо расстаться, – пошутила я, стараясь сбросить с себя напряжение.

Он с усмешкой качнул головой:

– А ещё говорят, что у женщин хорошая интуиция.

Потом повернулся к моим родителям.

– Я хочу сказать вам спасибо за то, что приняли нас сегодня, – перевёл взгляд на меня, понукая переводить.

Исполнила. Вновь взглянула на Ларри. Это что, мы уже прощаемся? Вроде бы завтра утром собирались уезжать.

– У вас очень хорошая дочь. Очень добрая и с тёплым сердцем. Я рад, что мы встретились, – посмотрел на меня с нежностью.

Смущаясь и закусывая изнутри губу, чтобы не разулыбаться, перевела, показывая всем своим видом, что не подозревала об этом разговоре. Может, для Ларри это тоже экспромт? Прямо сейчас надумал? Так сильно ему у нас понравилось?

А Ларри, не подозревая о моих внутренних раздумьях, продолжал:

– Я бы хотел вас попросить об одной очень важной вещи. Самой важной, может быть.

Кивок в мою сторону.

Перевела.

О, Боже…

– Позвольте мне жениться на Энн.

– Что? – воскликнула я, забыв о том, что мы не одни.

Все удивленно смотрели на нас, ожидая перевода, а я не могла найти в себе сил произнести это – сначала самой бы переварить.

Всего за секунду я догадалась. Но её не хватило для того, чтобы успеть подготовиться.

Жениться? Мне не послышалась?

Я не сводила глаз с Ларри.

– А у меня ты не хочешь сначала спросить?

– Переведи, пожалуйста, – мягко попросил он, глядя мне прямо в глаза.

Мне хотелось взять его за руку. Хотелось понять, что он чувствует. Вряд ли он делал кому-то предложение до меня.

Хотя, можно ли это считать предложением?

– В английских семьях так принято? – сострила я.

– В приличных семьях принято сначала просить благословения родителей.

– А если я скажу «нет»? – сорвалось с языка. – Или ты так уверен в себе?

Даже не подумала о том, что своим резким тоном могу обидеть его.

Просто это было большой неожиданностью, и, контролируя внезапно охвативший меня восторг, я не могла в то же время управлять своей гордостью, которая взвилась вдруг: «Как это? Почему меня не спросили?».

Ларри не успел ответить. Папа поторопил:

– Энн, ну что там? Что он говорит?

– Жениться он на нашей Анечке хочет, что же ещё, – быстрее всех догадалась бабушка и тут же подхватила бокал. – За это и выпьем.

– Подожди, ма, – осадила её моя мама, требовательно глядя на меня.

Я подтвердила:

– Да, Ларри спрашивает, позволите ли вы нам пожениться, – и добавила шёпотом: – Честное слово, я не знала об этом.

– Ну, ты девочка взрослая, рассудительная, сама решай, – ответил отец как глава семейства.

– Да она давно уже всё решила, – снова вмешалась бабушка, опять поднимая в воздух бокал. Никто не отреагировал.

Ларри смотрел то на меня, то на родителей, ожидая перевода.

Я смотрела на маму. Почему-то её реакция сейчас казалась мне особенно важной.

Она тоже смотрела на меня. И молчала.

– Мама?

– Я люблю Энн, – произнёс Ларри по-русски, приковав к себе взгляды.

– А я что говорю! – раздалось с другой стороны от меня.

Никто снова не отреагировал. Прости, ба.

– Ты знаешь, что я против твоих желаний не стану, – сказала наконец мама. – Мне главное, чтобы ты была счастлива. И если это то, что ты хочешь… – она не договорила. Всё и так было ясно.

– Спасибо, – одними губами прошептала я.

Ларри не выдержал:

– Что они сказали?

Я вновь повернулась к родителям:

– Скажите вслух «да», а то он мне не поверит.

Оба разулыбались, исполняя просьбу и даже кивая для большей убедительности. На лице Ларри тоже появилась улыбка – самая красивая из его арсенала. Потому что не вымученная и не для проформы, а самая искренняя.

– Спасибо. Я буть любить Энн всегда.

Все опять засмеялись и на этот раз вняли бабушкиным просьбам – чокнулись и выпили за любовь.

Когда Ларри вновь сел за стол, я спросила:

– Что-то я не пойму, тебе моё согласие вообще не нужно?

И впрямь похоже на арабскую помолвку: подарков привёз, у родителей разрешение выпросил и увёз в далёкие дали. А что я знаю об этой дали? Ой, мамочки, это ж теперь придётся снова бросать работу и жить не в Лондоне, а по большей части в Америке. А с документами сколько возни!

Я буду миссис Таннер. Энн Таннер. Круто звучит!

И каждое утро я смогу выходить на берег и любоваться океаном.

И будет вечное лето.

Я закусила губу, понимая, что все мои эмоции сейчас легко считываются с лица, но мысли переключались так быстро.

Он же тебе ещё даже не сделал предложение!

Как это не сделал?! Родители дали согласие. А моё решение ему и так известно.

Приставать к Ларри я больше не стала. Переводила ему то, что говорила бабушка – а она рассказывала о моём детстве, да такие подробности, которые я слабо помнила, но мне было стыдно. Ну разве Ларри интересно, что я закружилась на утреннике и меня занесло, но я не просто упала вниз носом, а ухитрилась завалить по цепной реакции ещё двух стоящих рядом девчонок?! Или что в детстве я ела всё, что давали, и даже больше – тащила в рот всё, что видела, а потому была самой полной (это ещё мягко сказано) в группе и меня называли тумбочкой. Обидно, ничего не скажешь.

Зачем сейчас Ларри знать об этом? Никому не интересные подробности совсем уж далёкого прошлого. Чтобы знал, на ком женится? Ругалась на бабушку, но переводила. Даже вошла во вкус, стараясь сделать так, чтобы перевод был практически синхронным. Ларри, однако, слушал внимательно, часто говорил «спасибо» и «хорошо» по-русски, и смеялся.

В общем, провожая через пару часов бабушку с дедом и целуя их в щёки, услышала бабулино:

– Анечка, я даю добро. Живите. На свадьбу-то пригласишь?

– А если она будет в Лондоне?

– Оплатишь билет, и я прилечу, – с присущим ей оптимизмом заявила бабушка.

– Ещё виза нужна.