За день она не стала ближе к разгадке тайн Дариуша. Но это не было кончено. Она намажет синяк мазью, приведет себя в порядок и найдет ночью таверну. Кроме рабочих, там могут быть другие, кого она видела на празднике. И если он так любил пить, как на празднике, может, Дариуш тоже будет там.

Среди кустов не было видно фей. Лес был беспокойным, слишком много чужаков ходило по нему. Смех звучал в глубинах, смешивался с жуткими криками. Призраки поднялись как туман, тени гонялись друг за другом, и песок сыпался с них на землю.

Она шла, тени рассеивались, и только корни с сорняками пытались поймать ее ноги.

Она огибала темные воды озера, в окнах домика мерцал свет свечи. Перед ним стоял гость.

Ее длинная светлая коса была заплетена. Нина мрачно оглянулась.

— Я знаю, кто убил Роксану. Это был Каспиан, и я видела, как он это сделал.

* * *

Каспиан шел домой, а солнце угасало за замком. Как чернила, пролитые на пергаменте, тучи поглощали остатки света. Он поднялся по ступенькам в фойе, обычно шумное место было тихим. Слуги и стражи не на смене тихо говорили за кружками. Его провожали взглядами, полными подозрения, пока он проходил мимо.

Не важно, что у него не было аппетита к еде или обществу, они все равно его не приняли бы. Они, как и остальные в деревне, считали его виновным. Он хотел просто лечь в постель и больше не вставать, или проснуться на рассвете и обнаружить, что это все было кошмарным сном.

— Милорд? — служанка стояла в стороне, скрестив руки на груди. — Лорд и леди Волски ждут в своих покоях вас на ужин.

Страж замер на пороге за ней, ладонь была на рукояти меча.

Каспиан с горечью отвел взгляд. Словно он мог задушить служанку при всех. Они были готовы напасть на него, как другие жители деревни?

Он думал, что они его знали. Он думал, что они считали его хорошим, любили его. Они жили с ним. Но быстро повернулись против него. Теперь видели в нем хищника. Может, они видели в том то, что он не замечал до этого.

Он был монстром?

Он хотел проигнорировать родителей, пойти в свою комнату и утонуть в горилке. Но даже теперь, в пучинах отчаяния, он не мог ослушаться их. Они редко ужинали вместе. Они чаще ели с остальными из дома в зале. Но он не один горевал. Не только он потерял Роксану.

Он должен был сначала переодеться.

Как только он оказался один в комнате, он сбросил грязную одежду и оставил кучей на полу. Его автопортрет грозно смотрел на него с мольберта, пока он выбирал наряд. Его одежда когда-то была поводом для гордости, он долго ее выбирал, чтобы поддержать достоинство семьи. Сегодня он схватил первое, чего коснулась рука.

Он был в лесу в ночь смерти Роксаны. Портрет шептал о его вине. Пустые глаза отражали тьму его сердца.

Нет. Может, он случайно обронил кулон за день до этого.

Но… от озера он шел не мимо дуба, ударенного Перуном, который был ближе к дому Роксаны, чем его. Он бывал там, только когда ходил к Роксане…

Монстр на картине торжественно скалился.

Он схватил картину за раму, смотрел на искаженное лицо. Были они одним и тем же? Был ли это портрет отражением его виновного сердца? Не может быть. Должно быть объяснение, и он должен его как-то найти.

Он отодвинулся, потер глаза. Родители ждали.

Но он бросил взгляд на картину, сердце сжалось.

«Хватит смотреть на меня».

Он подумывал уничтожить портрет, но вместо это бросил на холст одеяло, а потом поспешил в покои родителей.

— Люди все беспокойнее. Нужно что-то делать. Нельзя допустить, чтобы Каспиан пострадал, — сдавленно говорила мама.

— Будь я сильнее, они не посмели бы. Нужно подавить этот мятеж, пока он не зашел дальше. Мои люди ищут подстрекателей, и их накажут, — он закашлялся.

Каспиан замер у двери их комнаты. Когда-то мирная деревня была в хаосе. Люди буйствовали, нападали на аристократа. Казалось, он вот-вот проснется от кошмара. И Роксана будет жива.

Постучав, он толкнул дверь. Желтый свет свечи бросал дрожащий свет на половицы комнаты и роскошные ковры. Солнечные гобелены мамы украшали стены, а еще две картины, которые они купили в Тарновиче. Мебель была украшена нарисованными подсолнухами, которые уже выцвели и не радовали глаз.

Мама была за письменным столом, сгорбилась над ним и что-то писала. Искра лежала бесформенной кучей, мохнатая голова лежала на ногах мамы. Ее обычно уложенные волосы были простой косой, откуда выбились кудрявые пряди.

Отец был у камина в одеяле, его кожа была болезненно серой, под глазами пролегли темные круги. Бутылка вина стояла в центре старого стола. Его много раз обливали и царапали, и во многом постарались они с Генриком.

Каспиан занял обычное место. Тихо поздоровавшись, его родители сели с ним, Искра осталась у стола. Он наполнил кубок, осушил его одним глотком, наполнил второй.

Когда-то тут было тепло и уютно, пахло чернилами и бумагой от письменного стола мамы, Генрик играл мелодии. Теперь тут было холодно и мертво. Запах лекарственных трав и болезни бил по его носу. Кашель отца прерывал тишину.

Даже приятное тепло вина не притупляло боль в груди. Он даже не мог завести простой разговор.

На первое подали любимый грибной суп мамы с ячменем, и стояла тяжелая тишина, слуги даже не поднимали головы и не смотрели на него. Звенела утварь, порой кашлял отец, и больше звуков не было. Его родители почти не говорили, пока ели. Каспиан выпил четвертый и пятый кубки вина.

Слуги прошли с тарелками ароматного печеного карпа. Это было его любимое блюдо, мама точно попросила для него. Корочка рыбы блестела, была посыпана ярким укропом. Он попробовал немного.

Грязь. Сухая грязь. На вкус было как пирожки из грязи, которые они с Роксаной лепили в детстве. Он обманом заставлял ее есть их, когда пробовал немного и заявлял, что на вкус как сладкая булочка. Она плакала в тот день, и его за это отлупили.

Он отодвинул тарелку, снова потянулся к вину. Зачем все это? Наряд, уроки арифметики и с мечом. Это не вернет Роксану. И вскоре Бригида, загадочная и манящая Бригида, отведет его к озеру, где он познает гнев Мокоши.