рукавов. Сел, принялся расшнуровывать ботинки с высоким верхом. Такие же по фасону, как и те, что были надеты на безжизненные ноги в лесу, над которыми склонился Иван, держа в руке окровавленный нож…

Свет луны, прокравшийся в окно, упал на его плечи, выделил резкий рельеф сильных рук, словно отлитых из темного металла, – и подчеркнул шрамы на этих руках. Две серебристые полосы – на плече и немного выше локтя. И звездообразная отметина на другом плече, словно крохотная комета пробила его, оставив на коже свой автограф.

«Пуля, – догадалась я. – Разорвала кожу, пробила плоть… Как же это больно, наверно!»

Я поймала себя на мысли, что хочу дотронуться до этих шрамов.

До этих рук, перевитых сухими мышцами, словно канатами.

До лица, похожего на каменную маску, за которой – я знаю, я видела, когда он пел свою песню! – скрывается совсем другой, живой облик человека, способного на настоящие, искренние чувства.

И он почувствовал мой взгляд.

Замер на мгновение, поднял голову.

Наши взгляды встретились…

Я читала, что бывает такое, когда между людьми проскакивает невидимая искра – и их начинает неотвратимо тянуть друг к другу, и нет больше сил сдерживаться, словно их тела превращаются в два магнита, стремящихся слиться в единое целое…

Я поняла, что и он почувствовал это притяжение и даже потянулся, попытался встать, шагнуть ко мне…

Но пересилил себя.

Отвел взгляд, потянулся за пледом, наброшенным на спинку дивана…

– Иди ко мне, – прошептала я еле слышно. Даже сама не поняла, сказала ли я это или только подумала…

– Не надо, – тихо произнесла ночь его голосом. – Утром мы оба пожалеем об этом порыве. Завтра нам нужно быть сильными, и мне, и тебе…

Он лег на диван, отвернулся, привычно подложив ладонь под голову и забыв накрыться пледом. Лунный свет мягко облил его фигуру своим серебристым сиянием, превратив ее в статую спящего мифического героя.

Моего героя.

Слишком благородного для того, чтобы воспользоваться моим желанием, которое может быть просто минутной прихотью…

Уплываю следом за лунным светом, в серебристую даль сновидения…

Знаю, что утром пойму: слов не было.

Я себе их придумала.

Я могла сказать то, что, вероятно, хотела произнести… а он мог ответить по-разному.

Это и пугало, и будоражило…

И успокаивало.

Ведь когда черта не пересечена, беспокоиться не о чем.

Не уверена, что он вообще видит во мне женщину. Возможно, это просто такой человек, которому нужно кого-то защищать. Неважно кого – меня, котенка, щенка… Того, кто в нем нуждается. И если я права, значит, пока я в опасности, он меня не оставит.

Думать об этом приятно… Лунный свет ласково играет с моими ресницами, и я улыбаюсь, медленно растворяясь в его прохладной, но искренней нежности…

Глава 20. Иван

Никогда не нуждался в будильнике. Всегда просыпался раньше него на пять-десять минут. Так какой смысл вообще с ним связываться?

Правильно, никакого.

Солнце едва высунуло свою макушку из-за леса, пытаясь заглянуть в окно, а я был уже на ногах. Разбудил Вику, собрался быстро, благо собирать было особенно нечего.

Молодец девочка, кстати. Связала волосы в пучок, плеснула водой в лицо – готова. Куда идем, зачем – не спрашивает.

Доверяет.

Спасибо ей за это. Ответы на вопросы мешают думать, а сейчас было о чем поразмышлять.

Ключи от домика, приютившего нас, я сунул под крыльцо, как просил хозяин. Отправил ему, как было договорено, СМС с цифрой «1» и восклицательным знаком. Это значило, что дом свободен, у нас все в порядке, но приходить в него желательно через один день. Хорошо, что в письменности много цифр и знаков препинания, можно подобрать свой символ практически под любые жизненные ситуации.

Сейчас, когда я знал, кто заказчики и где они находятся, главным было запутать следы. Чтобы наемники не нашли нас раньше, чем я решу проблему.

Прямой путь в точку назначения был равносилен самоубийству – они знали, где мы, наверняка догадывались, что я узнал о заказчиках, и сейчас все рейсы из точки А в точку В были под их усиленным наблюдением.

Но в городе с несколькими аэропортами держать под контролем все рейсы было просто нереально даже для могущественной группировки наемников. Потому я выбрал длинный извилисто-замысловатый путь, ибо далеко не всегда самая короткая дорога приводит к цели быстрее других.

Велосипед был хорош для меня одного: незаметно и не спеша въехал в город и так же выехал из него. Но сейчас – я был уверен в этом – к лесному домику уже выдвинулся отряд наемников, в количестве более значительном, чем вчера. И чтобы нас не догнали в такой ситуации, я заранее припас средство передвижения пошустрее, чем старый велосипед.

– Впечатляет, – сказала Вика, когда я свернул с тропинки и откинул еловые ветви, прикрывавшие не новый, но вполне бодрый мотоцикл. – А то я боялась, что не дойду до города.

– Все-таки по лесу лучше бегать в тапочках, чем босиком, – заметил я.

Она улыбнулась.

– Вчера я думала не про тапочки.

– Я знаю, – сказал я, глядя на нее.

У нее была очень красивая улыбка.

Странно, что я раньше не замечал этого.

Я видел много улыбок: хищных, подлых, злых, неискренних. Людям свойственно прятать за растянутыми губами самые разные эмоции, начиная от страха и неуверенности в себе и заканчивая лютой ненавистью…

И очень редко бывает, что человек улыбается словно приоткрывая собственное сердце, так, что ты можешь увидеть, насколько чиста его душа. Что в ней, как в идеальном бриллианте, нет грязи и пятен, что она сияет так ярко просто потому, что солнечному свету приятно купаться в ее идеальных гранях.

– Я не помню, сказала ли я тебе спасибо за вчерашнее, – сказала она, смущенно отведя взгляд от моих глаз – наверно, я слишком навязчиво любовался ее улыбкой.

– А я не помню, сказал ли я тебе спасибо за то, что ты осталась в живых, – проговорил я.

– Тебе так важно, чтобы я жила? Почему?

Настало время мне отвести взгляд.

С некоторых пор меня пугают красота, чистота и искренность. Я боюсь, что это ловушка, капкан, в который положили соблазнительную приманку. Слишком часто в свое время я протягивал руки к этой сияющей чистоте – и в результате стальные заточенные челюсти слишком больно били по живому…

Немало прошло времени с тех пор.

Я научился мастерски обходить ловушки судьбы – и, может, только потому еще жив. И сейчас, увидев среди бескрайнего вонючего болота сияющий артефакт, я закономерно опасаюсь, не скрывается ли за прекрасной оболочкой очередное хорошо замаскировавшееся хищное чудовище. И хотя сердце подсказывает, что нет, тебе просто наконец повезло, – опыт твердит, что чудес не бывает.

А если они и случаются, то с кем-то другим.

Не со мной.

– Нам нужно ехать, – сказал я. – Чем быстрее мы окажемся в городе, тем лучше для нас.

– Ты не ответил на вопрос.

Замираю на мгновение.

Действительно, почему мне важно, чтобы жила эта взрослая девушка с глазами ребенка? Тогда, в аэропорту, я подставил свою руку под заточку потому, что просто не мог иначе: не люблю, когда сильные убивают слабых. Но потом я много раз мог уйти – в конце концов, это дело полиции защищать своих граждан.

Но не ушел.

Даже мысли такой не возникло.

Почему?

Может, потому, что мне приятно было осторожно