Шрифт:
Закладка:
– Слышала, что арабские женщины носят все украшения на себе, потому что когда муж произносит слово…
– Талак, – подсказала Полина.
– Угу. Жена обязана сразу уйти в том, что на ней на данный момент, больше ничего не взяв с собой из дома мужа.
– Есть такое, – развеселилась спасительница, переведя взгляд на Машу. – Нет, представь, постоянно носить на себе пару килограмм золота, а то и три! Ходить, сгибаясь от тяжести, и звенеть… звенеть… Ужас!
Она заливисто рассмеялась, так смеются очень довольные, благополучные люди, Маша снова попала в тупик, на автомате обеспокоенно проговорила:
– Ты не боишься, что однажды…
– Не боюсь, успокойся, – Полина поднялась и отошла к бордюру. – Отсюда хорошо виден город, я люблю смотреть на здешние города ночью, они сияют, как звезды над нашей головой. Не переживай, Маша, Ашраф обезопасил меня от всех «однажды». На мой счет он регулярно перечисляет деньги, ими я могу пользоваться, как хочу, ни перед кем не отчитываясь. Он подарил мне дом, думаю, это поместье в Фуджейре тоже подарит.
– Он тебя так любит?
– Конечно. Он любит всех своих жен, а меня особенно.
– Всех? А сколько их у него?
– Я третья и последняя. Но не в этом дело. Его две жены подарили ему только по одной дочери, а я двоих сыновей. Для арабского мужчины, тем более такого уважаемого и состоятельного, сыновья – дар небес, продолжение рода, ведь Ашраф немолод. Когда он узнал, что родится мальчик, сразу женился на мне, чтобы никогда и никто не посмел оспаривать положение сына, да и меня обезопасил. Случись что с ним, меня могли растерзать в прямом смысле за внебрачные отношения, уж его жены постарались бы отыграться на мне.
– У тебя есть дети! – оживилась Маша. – Боже мой! Какое это счастье! Почему о них ничего не говорила, не показывала? Какие они?
– Любые волнения, даже радостные, тебе были противопоказаны, да и сейчас не увлекайся эмоциями, пока не окрепнешь. Мои мальчики живут в Бахрейне с воспитателем, он их учит всему, заботится о них, а я регулярно навещаю, Ашраф тоже. Как только у него выдается время, он проводит его с сыновьями. Ладно, хвастать так хвастать, смотри, вот они. Старшему девять, младшему семь. Смотри…
Оказывается, еще одно украшение висело на шее Полины, скрытое платьем, – ничем не примечательный кулон овальной формы, который она сняла, раскрыла и отдала Маше, та справедливо ахнула:
– Какие красивые! Они мусульмане?
– Конечно.
– А ты?
– Я при своем православии. Ашраф считает, что веру человек получает вместе с родителями, поэтому не настаивал на переходе в мусульманство, хотя тогда для меня это было не принципиальным, это сейчас я согласна с ним. К тому же здесь не возбраняется брать в жены христианку, но если что – судить меня будут по законам шариата.
Полина присела на бордюр и смотрела на Машу с улыбкой, наклонив голову набок, копна волнистых волос свисала ниже бордюра – это надо видеть.
– Полинка, какая ты красивая! – вымолвила Маша.
– Я знаю. Это и спасло меня – красота, фигура не худая и не жирная, белая кожа, волосы, как говорит Ашраф – цвета солнца, и особенно глаза…
– Да, глаза у тебя необыкновенной красоты, неестественно яркие.
– А это генетический сбой! Дефект! Заболевание! – снова рассмеялась Полина по непонятной причине для Маши. – Кто бы мог подумать, что меня спасет дефект.
– Ну, знаешь, всем бы такой дефект.
– А помнишь Катюшку? У нее глазищи еще красивей, уникальней, цвет ее глаз реже встречается, чем мой. Мы обе с дефектом!
– Помню. Катюша… Дерзкая, волевая, умная была…
– Почему была? Она есть, живет и здравствует. Но стоп. На сегодня хватит воспоминаний, ты взволнована, я тоже начинаю нервничать из-за тебя. Между прочим! Я обещала доктору, что ты режим будешь соблюдать строго.
– Ну, пожалуйста, давай посидим…
– Нет, спать, спать, спать! Тебе же не зуб вырвали. А поговорить мы успеем, у нас будет много времени для этого.
Россия
Его хватило на несколько дней. Он честно подавлял навязчивые мысли в понедельник и остался доволен собой – чтоб какая-то баба, пусть и невероятной красоты, олицетворяющей зло соблазна, взяла верх? Никогда. Богдана не смогла затмить любимую, надежную, преданную, верную, заботливую жену. Ура, ура, ура!
Во вторник понял: что-то не то с ним, он все время возвращается к Богдане, разумеется, мысленно. И прогонял ее, будто она рядом, только невидимая, даже через плечо плевал – тьфу, тьфу, тьфу. Помогало.
В среду Арсений Маслов догадался: идет борьба добропорядочного, честного, высоконравственного человека с гнусным развратником, однако ставки сделаны: какая сторона выиграет? Снова победила нравственность, правда, со скрипом, да и победа уже не удовлетворяла.
Четверг. Эти упругие губы… конечно, Арсений не целовал их, но был уверен, они упругие, жадные, сильные. А глаза… как там у классиков, куда они проникают взглядом? В общем, куда-то очень глубоко, от взгляда нутро скручивалось. А шея, переходящая в грудь… уф, реально в пот бросало, рубашка на спине взмокла. Водички попил, охладился… Весь рабочий день референт отправлял в магазин девчонок-консультантов за водой с газом для шефа, сколько литров выпил, Маслов не считал, зато обнаружил, чего не хватает в банке для служащих – воды. Спасибо Богдане.
А дома жена с ужином, вертится в столовой, как фигуристка на катке, благоухает… аромат ему не понравился, Арсений покривил губы:
– У тебя новые духи?
– Я постоянно пользуюсь этими духами. А что?
– Чересчур терпкие, замени.
– Ладно, – легко согласилась она. – Мне они тоже надоели.
Оксана так старается угодить, что потемнела чистая совесть Арсения, упрекнула, намекнула: ах, негодяйчик, хочешь малознакомую бабу, когда родная жена готова пятки тебе целовать! И тут надо признать: да, хочет. А Оксану? Не сегодня… устал.
Пятница. Уже с утра, попав в рабочий кабинет (дома не в такой степени терзает его Богдана), решил навестить ее, в конце концов, посмотреть, что в ней магнитного. Наверно это буйная природа разрушает его благонравие, плюс средний возраст заставляет психовать гормоны, кризис внутренний угнетает. Однако все пройдет, стоит увидеть главный раздражитель и оценить беспристрастно.
Часа за два до окончания рабочего дня Маслов предупредил, что уезжает по делу, сел в машину и рванул на другой конец города, по дороге купил цветов – розы алые и полураспустившиеся. Как дурак с букетищем поднялся на десятый этаж, позвонил…
– Вы? – изумилась Богдана, нисколько не обрадовавшись.
А Маслов про себя обрадовался, потому что увидел ее в длинном махровом халате, без макияжа, она явно встала только что с постели – а дело идет к вечеру, одежда не подчеркивает сексуальность… Интересно! А что это Богдана делала в постели на закате дня? И мысль резанула по сердцу: у нее кто-то есть…
Тем временем она как ни в чем не бывало открыла дверь шире, тем самым приглашая его в квартиру, значит, что? Никто не лежит в ее кровати – можно выдохнуть с облегчением? Но Арсений скользнул зорким взглядом по прихожей, затем по гостиной – компрометирующих предметов, указывающих на присутствие мужика, не обнаружил.
– Цветы для кого? – спросила Богдана.
– О, простите… это вам, – протянул он букет.
– Мне? – с недоумением пожала она плечами,
