из-за какого-то пустяка Клапп закрыл кухню АРА, отгородившись от толпы плачущих матерей и голодных детей. К ним на помощь пришел товарищ Румянцев, чтобы упрекнуть бессердечного полковника, который отмахнулся от него как от «русского негодяя». Эта перепалка была засвидетельствована голодной толпой, ожидавшей у кухни, что спровоцировало одну из них бросить свою продуктовую карточку Клэпп, заявив, что ей не нужна американская еда. Другие последовали ее примеру, пока собравшиеся не разошлись.

Предполагается, что Клэпп, как карикатурный злодей, запаниковал и снова открыл кухню, а когда никто не пришел, стал ходить от двери к двери, умоляя родителей привести своих детей. Но, конечно, лучше голодать, чем подвергать себя эксплуатации высокомерного американца. В обычной ситуации московская штаб-квартира обратила бы внимание на столь заметную критику в адрес американского диетолога. Но, в конце концов, это был Пол Клэпп, и после поверхностных расспросов начальство отклонило статью как пример плохого подбора актеров.

Для «Известий», однако, это была лишь верхушка айсберга: «Можно привести много подобных примеров из АРА». Возможно, их было много, но лишь немногие попали в печать. Редакторы минской газеты «Звезда» от 10 апреля 1923 года возразили, когда шофер АРА был уволен за то, что он использовал американский автомобиль для перевозки древесины своей жене домой: «АРА работает по деловым маршрутам в соответствии с американскими стандартами. И он отлично работает в Белой России. Но к этому времени молодой седовласый американец должен был бы знать, что это рабочее правительство, и что женам рабочих не разрешат замораживать, потому что необходимы формальности, как в Америке. Россия — не Америка».

Образ властного американского работника по оказанию помощи был усилен его пьянством и безрассудным вождением, а также тем, что он время от времени прибегал к боксерским решениям в отношении бюрократической волокиты и других препятствий. Грубое обращение Мерфи с товарищем Скворцовым в Екатеринославе было лишь самым известным случаем. Уиллоуби и Макферсон, похоже, использовали кулаки, чтобы уладить дела со своими собственными сотрудниками. И, должно быть, были и другие. В Симбирске Яковлев процитировал высказывание одного русского другому: «Будь осторожен с большим американцем. Я видел, как он боксировал на днях». Кобб из Саратова был бывшим чемпионом Гарварда по боксу в супертяжелом весе, и он, вполне возможно, допустил промах в зоне голода.

Когда Джон Айчер избил агента Эйдука в Витебске, местная газета опубликовала статью об американском искусстве бокса. Стычка произошла в январе 1922 года, и большевиком, о котором идет речь, был некто Сергей Тревас — латыш и, возможно, не случайно, еврей. В статье говорилось, что Айчер выгнал Треваса из офиса АРА — подвиг, который в те дни не квалифицировался как боксерский, — хотя в истории Витебска используются слова «кулачный бой». Это был не единственный бой Айхера. Два дня спустя местные «Известия» сообщили о другом инциденте, который, по-видимому, был спровоцирован обезумевшей толпой, пытавшейся проникнуть в приемный покой, чтобы забрать продуктовые наборы. По невыясненным причинам Айхер, как утверждается, ввязался в очередную драку и выкрикивал «Кровавые евреи». В то время говорили, что город Витебск на целых 90 процентов состоял из евреев, так что это было высказывание такого рода, которое обеспечило бы ему бесконечное количество потенциальных соперников. «Витебские известия», возможно, почувствовав прилив сил, потребовали головы Айхера.

Спор продолжался некоторое время. В мае Эйдук написал Хаскеллу, напомнив ему об этом и назвав Айхера антисемитом. В июне президиум Витебского губисполкома телеграфировал Эйдуку с просьбой об отстранении американца. В том же месяце в Витебском управлении юстиции состоялось слушание по этому делу, на котором в качестве доказательства было представлено письмо в поддержку обвиняемого, подписанное его сотрудниками, хотя сколько именно, неизвестно. Каким бы ни был эффект от этой петиции на слушаниях, Хаскеллу этого было недостаточно, и в середине июля Айхер был отозван из Витебска, но не из миссии.

Очевидно, в московском штабе посчитали, что большая шумиха вокруг Айхера, каковы бы ни были его фактические проступки, сделала невозможным его пребывание в Витебске. Но начальство, очевидно, не убедили в том, что он был антисемитом, иначе не имело бы смысла переводить его на Украину. Кем бы ни был Айчер, похоже, он неуравновешенный персонаж. В мае 1923 года, когда он должен был находиться в столице Украины Харькове, один из руководителей нанес визит в город и обнаружил, что он был в самоволке в Крыму. Его выгнали из миссии. Во всех этих отношениях мужчины АРА также отличались от поселенческих Домработников.

Что касается ищеек советской прессы, то для того, чтобы заставить их завыть, требовалось гораздо меньше, чем нюх айхера. Кроме того, они считали людей Гувера заносчивыми, еще когда те прибыли в Россию. В номере «Правды» от 21 сентября 1921 года Михаил Кольцов описал деятельность в доках, когда американское грузовое судно «Феникс», прибывшее в Петроград из Гамбурга, начало выгружать свой животворящий груз под руководством Боудена и Нойеса: «Бритые джентльмены со значками Американской администрации помощи наблюдают за работой.

«Америка действует быстро». Он точно сообщает, что «мистер Боуден» следил за питанием пятидесяти тысяч детей, что за очень короткое время американцы обследовали весь город, разъезжая на своих автомобилях, и сумели организовать пятьдесят кухонь. Не было никаких сомнений в том, что это уже были великие достижения. «Верно, посланцы Гувера ведут себя с великолепным высокомерием, в стиле герцога, посетившего хижину углежога, плюс манеры торговца, получившего образование в воскресных школах «Христианской ассоциации молодых мужчин»».

Боуден, передавая этот материал в Лондон, не согласился с обвинением в «великолепном высокомерии», «особенно с учетом того факта, что мы очень часто считали необходимым помочь с разгрузкой. Я с трудом могу представить герцога, даже нынешнего герцога, спускающегося по сходням в обнимку с мешком муки».

Но Кольцов, должно быть, заметил что-то, чего не смог увидеть Боуден, потому что в течение последующих двух лет члены АРА не могли поколебать свою репутацию высокомерных не только в советской прессе, но даже среди некоторых из их лучших русских друзей. Петроградский писатель Чуковский, получатель продуктовых наборов АРА и ярый американофил, увидел проблему. Многие россияне думали о спасателях как о «гордых, спешащих американцах, летающих на автомобилях».

Прежде всего в глазах русских эти люди не кажутся добрыми. Они всегда озабочены, даже в спешке. Они всегда официальны и, кажется, смотрят сверху вниз с созданной ими самими позиции превосходства...

Я часто замечал, что после личного контакта с американцами русские кажутся оскорбленными. Они хотели бы, чтобы американцы не только кормили их, но и проявляли сочувственный интерес к их личной жизни. Американцы замкнуты до крайности. Как следствие, говорят, что американцы бесчувственны и чопорно формальны.

Чуковский знал лучше, но только потому, что он провел время с американцами и смог заглянуть под их невозмутимую внешность. У сотрудников АРА была такая же возможность, но не те, кто ею воспользовался. Конечно, народ, столь одержимый