Голицын, В. М. Попов, Лабзин, богатый помещик Дубовицкий, князь Энгалычев и другие. Здесь утром по воскресеньям к Татариновой собиралось до 40 человек, и при этом совершались хлыстовские сборища. Солдатка Осипова показала, что ее, приведя в квартиру Татариновой, положили на постель, затем она была приведена в беспамятство; к ней ввели человека, которого назвали пророком, и он ей говорил что-то не совсем понятное. В этом хлыстовском корабле купцы первой гильдии Фролов и Тименков достигали такой быстроты в кружении, что гасили свечи и люстры. Рассеянное общество Татариновой тайно продолжало существовать до конца тридцатых годов.

Публика на выставке «сельских произведений». Литография из журнала «Всемирная иллюстрация». 1852. Фрагмент

Глава XVII

Театр в старину. – Его репертуар. – Примадонны. – Крепостные артисты. – Опера-буфф. – Указ о сохранении благочиния в театрах. – Первые вызовы артистов. – Метание кошельков. – Первый вызов автора. – Начало поспектакльной платы. – Доступ артистов в дома меценатов. – Дом А. И. Оленина. – Кутежи. – Актеры Яковлев и Пономарев. – Директора театров Юсупов, Нарышкин, Тюфякин и другие. – Цыганские хоры. – Их история. – Иван Соколов. – Цыганская Каталани Стеша. – Солистки позднейшего времени.

Театр в царствование Екатерины всегда был полон, все лучшие места были заняты по абонементу. Кресла так и назывались годовыми; кресел всего было три ряда, стоили они два рубля с полтиною; в них садились одни старики, первые сановники государства; офицеры гвардии и все порядочные люди помещались в партере на скамьях, за рубль место. Публика в ложах отличалась полнейшей патриархальностью, нередко можно было видеть женщин в чепчиках с чулком и купцов в атласных халатах, с семьей, по-домашнему.

Мода держать актрис на содержании процветала, как и ратование за приятелей-актеров. Все люди образованного класса делились на театральные партии. Так, в 1800-х годах существовали партии Семеновой и Вальберховой. За каретами их бегали, останавливали их, выражали им свои похвалы и ссорились на улице за превосходство каждый своей актрисы.

В конце царствования Екатерины русский репертуар стал оскудевать отечественными произведениями и стал обогащаться переводными итальянскими пьесами, и, наконец, опера-буфф, наша теперешняя оперетка, вполне овладела русским театром.

Первыми русскими опереточными артистками были Лизанька (Сандунова), Дуняша (Янковская), Наталья и Маша (Айвазовы). Эти артистки вскружили головы всей придворной и гвардейской молодежи. Театральный критик того времени, князь Шаховской, писал: «Эти артистки не дарованием действовали, а облетом искрометного взгляда по всем зорким глазам и самонадеянным сердцам».

Позднее, чтобы поддержать оперу-буфф[519], была вызвана в Петербург актриса домашнего театра Д. Столыпина – В. Б. Новикова, известная в Москве под именем Вареньки Столыпинской. Актриса эта очень понравилась публике, но не удержала падения оперетки на русской сцене. Из столыпинских крепостных артисток известные были: Бутенброк, до замужества Лисицына; по характерному выражению критика того времени, это была баба плотная, белая и румяная, но зубы – уголь углем, пела она очень недурно. Из опереточных актеров был известен Уваров, превосходный певец.

Перед фамилией крепостных артистов на афише не ставилась буква «г», т. е. господин или госпожа, и когда они зашибались, что случалось нередко, то им делался выговор особого рода.

Но в старину нередко и начальство зависело от подчиненных артистов. Раз вышел такой случай: по желанию кого-то из сильных мира был назначен спектакль, но в самый день представления вбегает к директору режиссер и заявляет, что спектакль идти не может, так как первый певец совсем без зубов. «Как это случилось?» – спрашивает изумленный директор. «Он разломил верхнюю челюсть». – «Какое несчастие!» – «Не особенное, – отвечает режиссер, – он послал ее к дантисту, и дня через три ее починят». Очень понятно, что при современных успехах дантистики подобный казус не может случиться.

Про народившуюся в то время оперетку князь Шаховской писал: «Опера-буфф приучила толпу к безотчетному удовлетворению ленивой праздности, пустодельным шутовством и чувственной потехой глаз и ушей отвлекла от благородных наслаждений ума и сердца драматического театра не только зрителей, но и писателей, могущих сделать пользу ему и русскому слову».

Кроме И. А. Дмитревского, Вьени, ученого секретаря Медицинской академии, В. И. Хомякова, и другие стихотворцы не пожалели своих талантов на угождение причудливой моде. «Дианино древо», «Редкая вещь», «Школа ревнивых», «Венецианская ярмарка», «Хитрая любовница» и другие буффонства торжественно насмехались над опустелостью разумнейшего, благороднейшего и полезнейшего из всех общественных увеселений. Нашу, или насильственно привитую к нам, оперу-буфф можно назвать развратительницей целомудрия русского театра. В ней появились, как говаривали наши предки, «гнилые слова», или экивоки.

Если в комедиях Фонвизина и Княжнина встречались иногда вольные намеки, то они легко скользили в быстром разговоре, а не принуждали бесчинным смехом и рукоплесканием скромность краснеть, а невинность интересоваться. Плоские обиняки заразили комедии Клушина, Эмина. Страсть к цинизму перешла и к актерам. Сандунов и подражатель его Сторожев объясняли зрителям взглядом, улыбкой и жестами всю сальность авторов.

Подобные выходки принудили дирекцию употребить строгие меры для удержания артистов от такого бесчинного промысла рукоплесканий!

Указ, изданный в 1782 году, о сохранении в публичных зрелищах должного благочиния подвергал нарушителей строгой ответственности; в то время игра и пение артистов хотя и приводили зрителей в восторг, но не вызывали тех оглушительных вызовов и неистовых bis, свирепствующих в наше время. Жихарев говорит (см. «Отечественные записки», 1859 г., «Дневник чиновника»), что в 1802 году вызов актера был таким происшествием, о котором неделю толковали в городе.

Но несомненно, что в то время существовал обычай кидать любимым артистам на сцену кошельки с деньгами. О достоверности этого факта свидетельствует «Драматический словарь», изданный в 1787 году и недавно перепечатанный в ограниченном числе экземпляров А. С. Сувориным. Там, между прочим, сказано, что в первое представление оперы «Земира и Азор» певица Соколовская при исполнении арии Горлицы была аплодирована метанием кошельков.

Впрочем, было немало в то время артистов, которые очень усердно искали таких аплодисментов. Так, в Харькове актеры просто бесцеремонно выманивали деньги у зрителей. Известный провинциальный актер Дмитрий Москвичев, представляя мельника в пьесе Аблесимова того же названия, на сцене позволял себе такие, например, вольности, распевая куплеты:

Я вам, детушки, помога,

У Сабурова денег много.

Сабуров, известный богач, сидевший в первом ряду, только улыбался… и больше ничего. Москвичев,