волке. Это было в ноябре 1922 года, когда «Волк средь бела дня ворвался в деревню в Алатырском уезде и довольно сильно укусил 11-летнего мальчика в голову, лицо и шею. Поскольку в городе не было оружия, волка в конце концов убили дубинками и камнями».

В деревне не было ни врача, ни даже фельдшера, поэтому одного вызвали из соседней деревни. Очень скоро стало очевидно, что опасность для мальчика выходит за рамки тяжести его ран. «На допросе о несчастном случае стало известно, что волк вел себя очень странно, поджимал хвост, вел себя так, как будто он был частично слепым, и у него шла пена изо рта. Это, а также тот факт, что волки не часто посещают деревни только в это время года и в дневных боях, заставили фельдшера заподозрить бешенство». Ближайшее пастеровское лечение находилось в Казани, куда мальчика немедленно отправили. По профессиональному мнению Годфри, «Время значило все». Но на вокзале билетный кассир не стал продавать им билет, потому что их документы не были «технически исправны».

Годфри говорит, что фельдшеру было очень трудно преодолеть «суеверия» семьи и заставить их согласиться на лечение, чтобы спасти жизнь мальчика. Подробностей о опасениях родителей нет, но, возможно, они предполагали, что в русской традиции больница — это место, где умирают люди, и поэтому, отдавая своего сына фельдшеру, они автоматически обрекали его на смерть. Как бы то ни было, они, похоже, не осознали срочности вопроса, и только после долгих уговоров уступили. Билетный кассир, однако, был непреклонен. Фельдшер настаивал, что на карту поставлена жизнь мальчика, но правила есть правила, «Агент был упрям; поезд тронулся, и пациент остался позади».

Следующий поезд, который прибывал раз в три недели с опозданием на день, доставил мальчика в Казань, где он получил необходимое лечение, но не вовремя, чтобы предотвратить его смерть от гидрофобии.

Именно бюрократические создания вроде билетного кассира «Алатыря» могли вывести Чемберлена из себя: «Как правило, мой характер довольно флегматичный и безмятежный; но ничто так не рассчитано на то, чтобы заставить меня отступить от этого общего правила, как надутое высокомерие мелкого чиновника в любой стране, получающего садистское удовольствие от своей власти задерживать, чинить препятствия и раздражать. В Советской России было огромное количество подобных вещей».

Василий Розанов, русский литературный критик, написал незадолго до своей смерти в 1919 году, после того как удалился в монастырь и объявил русскую революцию «Апокалипсисом нашего времени» — так называется незаконченная рукопись, — что русские были «созданы для идей и чувств, для молитвы и музыки, но не для того, чтобы править людьми».

Немногие американские работники гуманитарной помощи стали бы возражать против заявления Розанова. Выполняя свои обязанности, делая мысленные и письменные заметки о поведении русских на работе, включая привычки тех, кто управлял Советской Россией — отсутствие пунктуальности, прокрастинация, болтливость, передача денег, страх ответственности, использование счетов, злоупотребление махоркой, дешевыми чернилами бархатного цвета — они противопоставили полученный портрет русских и без того олимпийской оценке ими собственных административных способностей американцев. Никто из них не изложил вывод, который они сделали из этого сравнения, так прямо, как Флеминг: «Чем дольше мы здесь, тем больше у нас возникает ощущение принадлежности к высшей расе; мы все понимаем это — мы верим в это, и это остается с нами».

ГЛАВА 35. «ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПО ОКАЗАНИЮ ПОМОЩИ»

Джон Эллингстон руководил историческим отделом в Москве, но его руководитель в Нью-Йорке Гарольд Фишер был назначен написать официальную историю миссии. В обязанности Эллингстона входил сбор документации, и зимой и весной 1923 года это требовало проследить за тем, чтобы истории отдельных подразделений и округов были написаны до того, как АРА покинула Советскую Россию. Это упражнение проводилось раньше, летом 1922 года, когда стало известно, что АРА show вот-вот закроется, но пришло время писать продолжения. Авторами большинства из них должны были стать соответствующие руководители, но, чтобы не остаться в стороне, Эллингстон решил сам вести хронику программы денежных переводов продуктов питания. Как и в большинстве дел, за которые он брался, он извлек из этого максимум пользы.

Уроженец Бьютта, штат Монтана, Эллингстон посещал среднюю школу в Голливуде, затем провел 1914-15 годы в Калифорнийском университете, прежде чем перевестись в Йель. Война прервала его образование — по его собственному выбору — когда он поступил на службу во французскую армию в американском подразделении скорой помощи, получив французский военный крест с пальмовой ветвью за службу в Сербии и Албании. Затем он вступил в британскую армию, получив чин младшего лейтенанта в пулеметном корпусе. После войны он вернулся в Йель и окончил его с отличием в 1919 году, затем вернулся в Европу в качестве члена Комиссии Гувера по оказанию помощи бельгийскому образовательному фонду, у которого была программа обмена с университетами Брюсселя и Гента. От CRB был всего лишь короткий перелет до АРА и Москвы.

Результатом трудов Эллингстона в качестве летописца программы АРА food package стала «Карета филантропии», 156-страничный обзор, приписываемый «Тому, кто служил», в котором свободно рассказывается об истории АРА в Советской России.

Доминирующей темой истории Эллингстона является столкновение американской и российской культур. Это принимало различные формы, но его главной движущей силой, по его мнению, был контраст между американской «врожденной энергией» и русской «расовой инертностью»: «Помимо ненормального застоя и упадка, возникших в результате революции и голода, характерной чертой русских является склонность к бездействию и легкомыслию, чуждые американцу». Он предложил в качестве воплощения американской энергии в действии ветерана-диетолога Томми Берленда, собирающегося представить советскому правительству предложение АРА о создании программы денежных переводов продовольствия в Россию:

Он был молодым и энергичным Американцем, заряженным великой идеей. Для него главным было действие. Он представлял народ, героем которого является человек, который бьет рекорды, будь то на беговой дорожке или на фондовой бирже. Привыкший к прямому и оперативному ведению дел и сознающий прямолинейность своего дела, он ожидал немедленного согласия. Технические возражения он мог встретить с быстротой человека, чей ум владеет всеми фактами. Он не ожидал встретить кого-либо другого. Для него дискуссия должна была быть просто обсуждением условий... Российскому переговорщику потребовалось совсем немного времени, чтобы разочаровать его ... Г-н Эйдук встретил предложение так, как если бы перед ним был преступник, которого судят, и как если бы он был французским судом, который считает обвиняемого виновным, пока не будет доказана невиновность.

Эта встреча задала тон исключительной подозрительности большевиков к операции по переводу денежных средств, что было неизбежно, учитывая, что большая часть продуктовых наборов предназначалась для оказания помощи «работникам умственного труда» страны, большинство из которых потерпели поражение в результате революции. Тем не менее, как продемонстрировал Эллингстон, самым большим препятствием, с которым столкнулась программа денежных