Шрифт:
Закладка:
– Как это?
– Так это! В лучшем случае они краба в море скинут, пока патрульный катер к ним идет. То есть в прямом смысле концы в воду – знаете, есть такая русская поговорка?
– Знаю-знаю. Только там, по-моему, не множественное число, а единственное.
– А?
– Не концы, а конец в воду. Так, по-моему.
– Это над вами пошутили. «Конец в воду» – это уже не про краба, это уже про другое.
– Про что другое?
– А вы это у того, кто вас научил, спросите.
– Ладно-ладно, поинтересуюсь на досуге… А что в худшем случае?
– А в худшем – есть ставка у пограничников. Вернее, у капитана пограничного катера. Двадцать тысяч наличными – и судно отпускается хоть на Хоккайдо, хоть в Калифорнию, хоть в Чили, если солярки хватит дойти.
– Так это ерунда – двадцать тысяч. Как пошлина какая-то.
– Да не йен двадцать тысяч, а долларов.
– Фига себе! И Грабов такие деньги выкладывал?
– Нет. Грабов давно уже в море никому ничего не платил. У него в море проблем не было, никто к нему не подходил. Он платил тем, кто на суше. И не двадцать тысяч, а, думаю, раз в десять побольше.
– Подождите-подождите! О каких деньгах мы с вами вообще говорим? Вы меня просветите, сколько на этом крабе реально здесь у нас заработать можно.
– Как же вы за такие дела беретесь, не зная, что почем?
– Я же вам сказал, я сюда не по делу Грабова приехал. И мне, собственно, по большому счету глубоко наплевать, сколько он зарабатывал, у меня другие задачи. Но все-таки?
– Вот-вот. Я сколько раз с вашими ребятами и из полиции, и из Управления безопасности на море говорил – всем все побоку. Реально таких вот Грабовых брать нужно с поличным при разгрузке в японском порту. Только так, и никак иначе. Привез он сюда краба, выгружать начал – и тут я с инспекторами из УБМ! Краб, как правило, всегда левый, браконьерский то есть, документов настоящих на него у капитана быть не может по определению, потому что он его без документов у Итурупа взял. А раз документов нет, то разгрузку останавливаем, капитана – в кутузку, судно – под арест. Только так!
– Так вы, насколько я знаю, так и делали. Что же, не вышло до конца, что ли?
– Не вышло. Во-первых, никто из ваших – ни от Осимы, ни из УБМ – со мной на «Пионера Сахалина» и на другие грабовские судна не ходил. Это, говорили, нас не касается, это все ваши совковые дела. Вы слово «совковый» понимаете?
– Понимаю-понимаю.
– Это не лопата, это…
– Вы, господин Игнатьев, думаете, что мы тут совсем ничего не смыслим?
– Извините. Это я после вашего «конца в воду»…
Что он так к этому «концу» прицепился? Надо будет у Ганина спросить, по-моему, это его выражение.
– Так вот. Во-вторых, он через некоторое время с бумагами приезжать стал. И бумаги были настоящие.
– Что за бумаги-то?
– Разрешения нашего Госкомрыболовства на экспортный вылов и вывоз, сахалинские растаможки, справки из налоговой полиции – в общем, дело Грабов знал и имел при себе полный букет.
– И бумаги, говорите, были настоящие?
– Да. И бланки, и печати, и, главное, подписи. Я же их все ксерил и потом, когда в Москву возвращался, у себя в комитете сверял. Все настоящее! Это ж каких денег в Москве стоит! Там же не сахалинские цены…
– Кстати, о ценах. Мы прервались. Так сколько можно сделать на этом крабе?
– У вас в Японии лучше всего идут камчатский и стригун. Это где-то от десяти до пятнадцати тысяч за тонну.
– Это демпинговые цены?
– Нет, обычные, рыночные.
– А по демпингу сколько?
– По демпингу в пять-семь раз дешевле. Только вы про демпинг забудьте. Грабов в последние годы не демпинговал. Он солидно работал, на нижнем пределе, конечно, но все-таки по-рыночному. Ему заработки западные были нужны. Это начинал он с демпинга в конце восьмидесятых. Он тогда, говорят, трюм краба мог здесь, в Немуро, на пять подержанных джипов обменять без всякой налички. Тогда у нас со всем плохо было – и с наличкой, и с джипами. А потом он уже на другой уровень вышел.
– Хорошо-хорошо. Значит, десять-пятнадцать тысяч, говорите?
– Возьмем по минимуму – десять. Для Грабова краб дармовой, ворованный, он его по браконьерской линии добыл. Здесь же сдал по десять тысяч. На одном его «Пионере» за одну ходку можно поставить сто двадцать тонн. Это у вас тут в Японии краба нет, а у нас вон, на Курилах, в путину эти сто двадцать тонн выбрать можно за пару суток. Значит, три-четыре дня работы, день хода, день разгрузки – за неделю получается лимон двести.
– Лимон?
– Миллион по-нашему.
– Ого! И сколько недель путина?
– Формально шесть. Реально недель восемь-десять. А браконьерствовать можно месяца четыре, пока краб держится.
– У Грабова несколько судов?
– По бумагам у него вообще судов нет. «Пионер Сахалина» оформлен на какую-то корсаковскую фирму, но это отмазка. Реальным владельцем и фирмы и судна является – вернее являлся – Грабов. Кроме этого под его, так сказать, флагом ходят еще четыре судна с Сахалина. Вон сейчас в порту «Оха‐134» стоит, это тоже его пароход.
– Значит, он и его команды делали по пять-шесть миллионов, и не йен, а долларов, в неделю? А за сезон набегало до тридцати-сорока?
– Ну наконец-то вы стали понимать, о каких суммах идет речь.
– А мы что?
– Кто «мы»?
– Мы, японцы.
– В смысле что «вы»?
– Мы-то что с этим делаем?
– Вы? Краба этого нашего берете, и все. Все остальное вас не касается. Миллионы эти платите, и даже не икается вам.
– А почему это должно нам икаться?
– Вы же полицейский! Почему вы глупости такие спрашиваете?
– Это не глупости. Рассудите сами. Если я из Японии к вам в Находку приведу судно, груженное, скажем, «Тойотами» или «Хондами», и предложу вам их у меня купить по десять тысяч за штуку, что вы тогда будете делать? Вы знаете, что в этой вашей Находке или в соседнем Владике у вас их с руками оторвут по двадцать. Вы что, будете связываться с Токио и увещевать нашего очередного премьера, чтобы он забрал это судно назад? Я вас умоляю!
– Вы хотите сказать, что если бы в Находке в порту сидел японский инспектор по контролю за поставками тачек из Японии, он бы никак на это не отреагировал?
– Нет, я хочу сказать другое. Инспектор, может, и отреагировал бы, да только перекупщики ваши повели бы себя точно так же, как и наши. То есть наплевали бы инспектору в глаза, выкупили бы машины, и все.