Шрифт:
Закладка:
Варианты? Вот какие у меня были варианты: мой брат без сомнения взял бы меня чернорабочим на одну из своих строек, которыми он руководил. Учитывая мои габариты и опыт в строительстве — я бы ходил собирал гвозди в ожидании, когда освободится место писаря в конторе. Коди мог устроить меня на железную дорогу, возможно на ночную смену: ходить с фонариком вдоль путей на предмет их неисправности и отгонять бомжей от товарных вагонов. Или я мог с триумфом вернуться на склад, где работала мама. Но тогда Налоговое Управление США вцепилось бы в мой долг. Если бы я покинул страну, то покинул бы навсегда.
Только в одном сходились все мои близкие: неважно будь то бесславное возвращение домой с опущенной головой, или непредсказуемый поворот судьбы, — что-то одно из этого вскоре должно было случиться. И счёт шёл на дни.
«Парамаунт Студиос», Голливуд, 1982.
Джудит Винет встретила меня возле приёмной. Там было пусто, дверь в офис была закрыта. Я не ожидал от них обратного звонка: с первых проб в «Семейные узы» прошло около месяца. Я пытался создать атмосферу уверенности, хотя от меня за километр разило отчаянием.
— Ты встретишься с теми же людьми: тремя сценаристами и Гэри Голдбергом, создателем и продюсером. Все думают, что твоё первое прослушивание было просто великолепным.
Не совсем так. Как я выяснил, на моей стороне были все, кроме Гэри.
— Один совет: сделай всё возможное, чтобы твой персонаж стал более привлекательным.
Привлекательным? Парень был всезнайкой, носил галстук и обожал Никсона, для него деньги были превыше всего. Казалось они под завязку напичкали сценарий такими вот «привлекательными» штуками.
— Как скажете, — пообещал я. Мне нужна была эта работа. Следующие десять минут должны были показать, в какую сторону повернёт судьба.
Джудит провела меня внутрь. Гэри прочитал длинный бессвязный монолог о том, что сделало Алекса привлекательным. Я кивнул, начал читать и сразу понял, что попал в точку. Авторы смеялись не только над своими шутками, но и над тем, как я их преподносил.
Гэри внёс несколько поправок, и я зашёл на второй круг. Теперь же, если я и не ощущал уверенность, то хотя бы получал от этого удовольствие. Я добавил немного импровизации, местами на грани провала, закидывая в копилку лишний балл с каждой следующей строчкой. Когда закончил, смех продолжился, но уже с каким-то интересным оттенком. Позже я узнал, что это было. Гэри Дэвид Голдберг, темноволосый, бородатый, похожий на медведя, откинулся на спинку своего кожаного кресла, тщетно пытаясь скрыть восторг за маской гнева.
— Джудит, — прогремел он. — Почему никто раньше не говорил мне об этом парне?
СМЕНА РОЛЕЙ
«Эн-Би-Си Студиос», Бербанк, Калифорния, март 1982.
Кастинг для «Семейных уз», как и для любого другого ТВ-пилота, не мог считаться утверждённым, пока названные члены актёрского состава (те, на ком остановились продюсеры) не «попадут в сеть» (т. е. выйдут в эфир). Семья Китонов, выбранная Гэри Голдбергом состояла из Майкла Гросса и Мередит Бакстер-Бирни в роли родителей-хиппи; меня, Джасти́н Бейтман и Тины Йозерс в роли их детей, поколения яппи. Формально эти кандидатуры не могли быть исключены, однако требовалось официальное одобрение начальства «Эн-Би-Си», а конкретно Брэндона Тартикоффа, нового программного директора-вундеркинда. Учитывая желание Гэри дать мне роль — теперь оно было необратимым, — я наивно рассматривал этот последний раунд прослушиваний, как формальность. Был не только уверен в том, что роль моя, но сквозь пальцы смотрел на тот факт, что это был всего лишь пилот и сам сериал ещё не снят. Это был мой билет выбраться из жалкого забвения, тот самый выступ, который всегда удавалось найти на пути к вершине.
А вот актёрская гильдия требовала, чтобы контракт был составлен и вступал в силу сразу же после утверждения в роли до того, как исполнитель «уйдёт в сеть». Я понимал это так: сделка сроком на шесть лет — была у меня в кармане.
Боб Герш, Б. и С. и я тем же утром по телефону обговорили все детали. Забавным было то, где я находился во время разговора. «Пасифик белл» уже давно отрубила мне связь, и свои требования по контракту — скромные по сегодняшним стандартам, но невероятно выгодные на тот момент, учитывая моё финансового положения, — я изложил, находясь в телефонной кабинке возле «Пайонир Чикен». Пока мой агент говорил о семизначной сумме, если сериал просуществует шесть лет, я таращился на ресторанное меню за витриной, мечтая о том, чтобы в кармане завалялась лишняя пара долларов на покупку порции пюре с мясом.
На прослушивании перед одетыми в «Армани» руководителями «Эн-Би-Си» в Бербанке тоже было много смеха, но я не мог не заметить, что Гэри смеялся громче всех и был намного восторженнее Брэндона Тартикоффа. Брэндон попросил просветить его насчёт моего телевизионного опыта: я подумал он хочет знать, в каких ещё программах «Эн-Би-Си» я принимал участие. Плохая мысль. В то время рейтинги «Эн-Би-Си» устойчиво снижались, и моё мимолётное участие в провалах канала не произвело на него впечатления — только заставило поморщиться. К счастью, на помощь подоспел Гэри, вызвав смех своим выкриком из конца комнаты:
— Переходи к хитам, Фокс, переходи к хитам!
Покинув офис «Эн-Би-Си», я почувствовал надвигающуюся бурю, и только позже передо мной открылась полная картина происходящего. Я упёрся в тот же тупик, в котором был на протяжении последних нескольких месяцев, только теперь роль президента фан-клуба Майкла Джей Фокса вместо Джудит взял на себя Гэри. Брэндон же был непреступен: он категорически отказывался видеть меня в роли Алекса Китона.
«Мы не сомневались в его комедийных способностях, — позже напишет он в своей книге „Последнее великое путешествие“, — но вот его рост…. Как мог кто-то с таким малым ростом быть сыном Майкла Гросса и Мередит Бакстер-Бирни?»
Своими соображениями он поделился с Гэри.
«Будучи ребёнком меня всегда раздражало, что Бад Андерсон в „Отец знает лучше“ был намного ниже своих родителей. Как по мне, это сильно подрывало привлекательность шоу. Так что не будем совершать ту же ошибку».
Этот неизвестный мне аргумент был ключевым вплоть до начала репетиций пилота. Гэри Голдберг стоял на своём.
«Голдберг не тот человек, который легко меняет свою точку зрения, — пишет Брэндон. — Поэтому я смягчился: „Если ты настаиваешь — будь по-твоему“».
На протяжении