– Нет-нет. Не открывай его здесь! Ты еще не готова!

– Прошу прощения?

– Это сюрприз. Для тебя. Открой его, когда приедешь.

– Когда я приеду куда?

Она не отвечает, только продолжает улыбаться. Потом говорит:

– Это картина.

– Спасибо. Одна из ваших?

– Мы с Джейком рисовали вместе, когда он был моложе, часами напролет. Он любил искусство.

Неужели они занимались живописью в сыром подвале? Поразительно.

– У нас есть студия. Там тихо. Это была наша любимая комната в доме.

– Была?

– И есть. Была. О, я не знаю, тебе придется спросить Джейка.

Ее глаза наполняются слезами, и я боюсь, она сейчас расплачется.

– Спасибо за подарок. Это так мило с вашей стороны. Я уверена, что мы оба это оценим. Спасибо.

– Это для тебя. Только для тебя. Это портрет, – говорит она. – Портрет Джейка.

Мы толком не поговорили о том, как прошел вечер. Не обсудили его родителей. Я думала, это будет первое, что мы сделаем, когда вернемся в машину, и заново вспомним все, что случилось. Я хочу расспросить Джейка о маме, о подвале, рассказать ему о разговоре с отцом в спальне, о том, как его мама обнимала меня, о подарке, который она мне сделала. Я так много хочу спросить. Но мы вот уже некоторое время сидим в машине. Как долго? Я не знаю. А теперь я теряю энтузиазм. Начинаю чахнуть. Может, лучше подождать и поговорить обо всем завтра, когда у меня будет больше энергии?

Я рада, что мы не остались на ночь. Я чувствую облегчение. Неужели мы с Джейком разделили бы ту крошечную односпальную кровать? Я не испытываю неприязни к его родителям. Просто все было странно, я устала и хочу заснуть сегодня в своей постели. Хочу побыть одна.

Я не могу себе представить, как утром первым делом завожу с его родителями светскую беседу. Это для меня чересчур. А еще в доме холодно и темно. Когда мы впервые вошли внутрь, было тепло, но чем дольше мы там находились, тем больше я замечала сквозняки. Я бы не смогла заснуть.

– У слез аэродинамическая форма, – говорит Джейк. – Все машины должны быть такими же.

– Что?

Его слова прозвучали так невпопад, а я все еще думаю о вечере, обо всем, что случилось. Джейк почти все время молчал. До сих пор не понимаю почему. Все немного нервничают в кругу семьи, и это был первый раз, когда я с ними встретилась. Но все же… Он определенно разговаривал меньше обычного и сидел с отсутствующим видом.

Мне нужно поспать. Две или три ночи долгого, непрерывного сна, чтобы наверстать упущенное. Никаких назойливых мыслей, никаких плохих снов, никаких телефонных звонков, никаких помех, никаких кошмаров. Я ужасно сплю уже несколько недель. А может, и дольше.

– Забавно видеть некоторые модели автомобилей, которые все еще разрабатывают и продают как экономичные. Посмотри, какая она квадратная. – Джейк показывает на окно справа от меня, но в темноте трудно что-либо разглядеть.

– Я не против уникальности, – говорю я. – Я даже не против совсем уникальных вещей. Мне нравятся вещи, которые отличаются друг от друга.

– По определению, ничто не может быть совсем уникальным. Оно либо уникально, либо нет.

– Да, да, я знаю.

Я слишком устала для таких бесед.

– И автомобили не должны быть уникальными. Этот водитель, вероятно, жалуется на глобальное потепление и изменение климата и все же хочет «уникальный» автомобиль. Каждая машина должна иметь форму слезинки. Только так можно показать людям, что мы серьезно относимся к топливной эффективности.

Джейк пустился в типичные разглагольствования. Эффективность использования топлива меня не заботила ни прямо сейчас, ни даже в лучшие времена. Все, что я хочу сделать, это поговорить о том, что произошло в доме его родителей, и вернуться домой, чтобы немного поспать.

– А кто та девушка с фотографии на твоей полке?

– Какой фотографии? Какая девушка?

– Девушка со светлыми волосами, стоящая в поле или на краю поля. На фото в твоей комнате.

– Наверное, Стеф. Почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно. Она хорошенькая.

– Привлекательная. Я никогда не считал ее по-настоящему красивой.

Она очень хорошенькая.

– Ты с ней встречался или она твоя подруга?

– Была подругой. Мы недолго встречались. Через некоторое время после окончания старшей школы.

– Она тоже занималась биохимией?

– Нет, музыкой. Она была музыкантом.

– Какого рода?

– Она играла на множестве инструментов. Преподавала. Она первой познакомила меня со старыми хитами. Ну, знаешь, золотой стандарт, кантри, Долли Партон и все такое. В этих песнях еще был нарратив.

– Вы с ней видитесь?

– Не особенно. Из наших отношений ничего не вышло.

Он смотрит не на меня, а прямо перед собой, на дорогу. Кусает ноготь большого пальца. Если бы это были другие отношения, в другое время, может, я бы и не отстала. Продолжала бы его пилить. Настаивать. Но я знаю, куда мы сейчас направляемся, так что нет смысла.

– А кто был тот парень на заднем плане?

– Что?

– На заднем плане, позади нее, на земле лежал парень. Он смотрел на нее. Это был не ты.

– Даже не знаю. Мне придется еще раз взглянуть на фотографию.

– Ты должен знать, что я имею в виду.

– Я давно не смотрел на эти фотографии.

– Она есть только на одном снимке. И это странно, потому что этот парень…

Я умолкаю. Почему я не могу сказать то, что думаю?

Проходит минута. Мне кажется, Джейк собирается пропустить мои слова мимо ушей, проигнорировать вопрос, но затем он говорит:

– Видимо, это мой брат. Кажется, я помню его на одной из тех фотографий.

Что? У Джейка есть брат? Почему я об этом раньше не слышала?

– Я и не знала, что у тебя есть брат.

– Я думал, ты знаешь.

– Нет! Это безумие. Как же я этого не знала?

Я говорю это в шутку. Но Джейк настроен серьезно, и мне, наверное, не стоит шутить.

– У вас хорошие отношения?

– Я бы так не сказал.

– Почему нет?

– Семейные дела. Это очень сложно. Он пошел в маму.

– А ты нет?

Секунду он пристально смотрит на меня, потом снова на дорогу. Мы здесь одни. Уже поздно. Нам не встречались другие машины после той, квадратной. Не глядя на меня, он спрашивает:

– Тебе это кажется нормальным?

– Что?

– Мой дом. Мои родители.

– С чего вдруг тебя заинтересовала «нормальность»?

– Просто ответь. Хочу знать.

– Конечно. По большей части, да.

Я не собираюсь объяснять ему свои истинные чувства. Сейчас неподходящий момент, потому что это был последний раз, когда мы поехали на ферму вместе.

– Я