Шрифт:
Закладка:
Подробней отвечу после 17-го. Делаю — сверх сил, — последние дни недомогание, упадок сил, — м. б. сдали нервы. Да и боли… Благодарю. Жизнь да обрадует! Она умеет — втайне — _п_л_а_т_и_т_ь. И. Ш.
205
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
18. VIII.48
Милая Олюша,
Прибегаю, в отчаянии от недуга, от этих ужасных «почёсов» глаза, правого, за глазом, округ глаза, — лоб, правая сторона носа, висок… — усиливающихся всегда перед и во-время непогоды, — теперь даже и ночью… — и это 3-й год!.. — со 2-го дня твоего приезда в Париж. Это, думаю, и на нервной почве, и простуда… Никто, ничем не может мне помочь. Я был, кажется, у 8 докторов-докторш… — ни-чего! Ни витамины, ни мази, ни… — все впустую. Один мудрый определял: «невралгия кожных нервов». Ясная, установившаяся погода… — легче. И вот, со стесненным сердцем… — ибо я уже много раз взывал к тебе! — вынуждаю себя —! — снова просить тебя: сама не езди, а напиши твоему гомеопату, что я тебе написал. Я _в_е_р_ю, что он найдет средство, а я строго последую его предписаниям. Правду сказываю: уже стеснительно тебя молить… — ты уже совсем безразлична ко мне. Но в таком и чужому человеку нет — по-моему! — духу отказать. М. б. ты и не откажешь мне?.. Не для меня надо: для моей работы. Ты и моей работой уже не трогаешься, никак и ничего и знать-то о ней не хочешь. А я работаю… и много. Ты уже _г_д_е-то… не по сю сторону, где страдают, и не по ту — «железного занавеса», где сугубо страдают, а как-то нейтрально… Ты сейчас же протесту ешь… знаю. Но ты и сама себя не знаешь. Устала ты и обезразличилась..? Ну, оставлю. Ты — _д_р_у_г_а_я. И о докторе я обращаюсь к тебе, как лишь… к обычной читательнице, чуть знакомой… — такое у меня ощущение.
Ты ничего ясного не ответила и на мое предложение художественно оформить будущее издание «Куликова поля». Ты _н_и_к_а_к_ не определила своего отношения, — а — та-ак, _м_и_м_о… А мне надо решать с этим. Отклонишь — скажи ясно, и я почту себя свободным решать. Я тебе все сказал, и указал «буквы» заглавные. И просил о заставочках. Обложка… нет, я не настаиваю, обойдусь без нее. Я уже ожегся на «акварельках», проглотил обиду… — про-шло! Как-то помогло доброму делу… — ты вон и детишек-то поделила… — думал ли я когда, что так себя проявишь?! Правду говорю: у меня пропадает воля писать тебе. Ты — _у_т_о_н_у_л_а… я тебя уже _н_е_ _с_л_ы_ш_у. Думаю, что спешка «печататься» — ошибка874. Нельзя слушать доводы «любителей»: надо осторожно делать первые шаги… Вдумайся: не пустое ли это «поползновенье»?
Нельзя «играть в искусство». Ну, твое дело. Ты легко самоудовлетворяешься. Искусство — великое пытанье… до страданья. А не тяп-да-ляп. Я тебе писал о твоих дарах, но я и советовал — быть строгой к себе. Ну, твое дело.
Ты снова скажешь — «охлаждаешь», «парализуешь волю»… Нет: я хочу выбить подлинную искру в тебе, я повторяю: «надо уметь терпеливо учиться», не поддаваясь соблазну, всегда — не доверяя _с_е_б_е_ и — дилетантствующим. Ты стала избегать — спросить и моего мнения о _т_в_о_е_м. Ты… боишься моего суждения? Восхищенная своей неудачной — решительно неудачной! — сказочкой с… «Лан» — дышем… ты почувствовала себя почти напрасно-обиженной, когда я тебе написал, что надо переработать… — я помню. Но я помню также, как я отмечал иные твои этюдики, хотя бы «Яичко». О, какая огромная работа нужна — _с_т_а_т_ь_ писателем подлинным! Ты прошла мимо моих советов и содействия, — твой приезд в Париж — пропал, в этом отношении. А ты могла бы кое-что _у_з_н_а_т_ь. Ну, это отошло…
Мне снова отказали в туристической визе, — и в Париже, через И[льину]875. Без указания мотивов. Теперь для меня ясно, _к_т_о_ тут «работает» и — чем: _т_е, клеветой876. На днях я поставил вопрос ребром, и уповаю, что клевета будет опрокинута. Как — это мое дело. За право личной свободы, моей, бьюсь я.
К[еннан] из Вашингтона — никак не отозвался. Даже не ответил мне: это определяет емкость души. С сухостоя не собирают плода. Но я не складываю рук, я добиваюсь _м_о_е_г_о_ права ходить по свету. Думаю, что снова писать _т_а_к_о_м_у_ — безнадежно, как — от мертвого ожидать дыханья. Мне досадно, что я и тебя невольно поставил перед «невежливостью», _н_е_ перед обидой… нельзя обижаться на комариный укус.
Я неспокоен, и мое письмо может показаться тебе суховатым, растрепанным. Ты извинишь меня, хочу верить. Ожидать тебя сюда — не надеюсь. Ты уже давно _в_н_е_ меня, вне _м_о_е_г_о. Это мне вполне ясно. Итак: последняя просьба о средстве гомеопата. Уж прости за докуку… — последнюю.
Твой В.
206
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
29. XI.48 Женева
Милая моя Олюша, едва в силах писать. Лежу. Эти 2 мес. лежу по 18–20 ч. в сутки. То крайняя слабость, то напряженное дрожание в руках-ногах. Почти все время головокружение, как легкое онемение. Теперь хоть аппетит возвращается. 5 суток закупорился кишечник. Теперь прошло. Внутри — как паровоз под парами — мелкое дрожание. Никакой охоты — ни читать, ни писать. Но ночами — много дум. Мучила бессонница, не спал по 2 суток. День в ночь, ночь в день. 6 недель аккуратно принимал гомеопатические крупинки. Не только ни-чего, а, думаю, это еще ухудшило общее состояние и усилило язву. Крупинки оставил. Докторша (русская швейцарка), отличная, назначила уколы против язвы (larostidine) — 15 уколов. Сделано 11 пока. Болей нет. Лучше с язвой. Только вот странно сушит во рту. Еще назначены — уколы «Pernaemon» (вытяжки из телячьей печонки, голландское средство) — 2 укола в неделю. Сделано пока — 3. Одна ампула в 2 [centimètre cube] будто бы содержит субстанцию 1 кило телячьей печенки! Это — для восстановления питания. Словом, я — ни-ку-да! И гнетет неопределенность. Визы не дали. Ни-ку-да теперь не хочу, только — в свою квартиру, на Boileau. Я уже распорядился: никак не сдавать квартиру! Я ее держу вот 11 мес. Она меня съедает. За эти 11 мес. я истратил на все свыше 3 тыс. швейцарских франков, т. е. более 300 тыс. французских. Долго так не могу. Все гонорары за издания в Париже съедает квартира и налоги. Здесь месяц обходится 240–250–260 франков швейцарских. Что
