Шрифт:
Закладка:
А вот сам Зубило — тогда ещё не гетман, а семнадцатилетний дурень, которому даже весло доверяли с опаской, не то, что козаков — с веселой ватагой, до различной степени опьянённых удалью да горилкой товарищей, пришедший туда, привлечённый шумом и музыкой.
Вначале, помнится, все хором они дивились богатому экипажу, остановившемуся возле корчмы — да кто такие могли приехать сюда, на таких маленьких и смешных лошадках? Но, войдя внутрь, под музыку скрипки и дуды, от близости нарядных и доступных девиц с собольими бровями, нецелованные казаки и забыли об этом чуде. Да мало ли кто приезжает, когда о них, о казаках, слава гремит на всю Вселенную! Может, действительно потребовалось какому магнату, или даже иностранцу, пара лихих казачьих голов для светлых или тёмных дел — где же лучше узнать достойных и когда же лучше торговаться, как не на большой пьянке? (К чести сказать, больше одного-двух таким образом не наторгуешь — казачьи старейшины даже вдрызг пьяные следили за этим строго, и слишком прытких комиссаров, начавших набирать отрядами, быстро брали под белы рученьки (или что там вместо рук) и вели к гетману — торговаться по правилам. А то и вовсе в Бессону-реку, если не проявит уважения).
Зубило, выплясав третий танец, хвастался новой плёткой из змеиной кожи пред служивым казаком, из сердюков.
— Нет, — говаривал тот: — Разве ж это настоящая кожа?
— Из кожи шляхтецкой дочки! — гордо возмущался Зубило.
— Так из сброшенной же! Небось, у неё и купленной, так, хлопец⁈ — пытал он по-дружески красневшего парня: — Много она с тебя содрала за свою шкуру-то⁈ Тут ни гибкости, ни хлесткости не будет. Настоящая кожа — с живых, через неделю после линьки, три червонные ленты от головы до хвоста — и в косу сплести. Тогда износу не будет! Особенно, если со спины колдуньи…
Отвернулся, обиженный хлопец, что не заценили его обнову, и тогда заметил, что в одном углу сгрудилась уж очень необыкновенно большая группа козаков и городских. Ещё не очень-то пьяный, он поднялся, отодрал от себя нацелившуюся на его кошель потаскушку, и, решительно подойдя в этот угол, одним движением освободил лавку от своих соратников. (Он, выпивший всего пол-бочонка горилки, был трезвее всех в корчме, трезвее, даже чем скрипач и хозяин, а в плечах тогда был ещё шире, чем сейчас) Скинул всех на пол, извинился, и посмотрел, на чего это они дивились…
И, о Господи Боже! — таких девок никогда не видел юный демон! Сама вся такая маленькая, но красивая, как дорогая безделушка, которых он не раз видел среди захваченных у татарвы товаров. Маленькие, игрушечные ручки, тоненькие крылья, крепкая, аппетитная грудь, натянувшая донельзя полупрозрачную блузку, когда её владелица посмотрела на него. Полные губы, которые так хотелось поцеловать, и — о чудо! — цветные, серо-зелёные глаза, с кошачьим зрачком посередине.
«Ты, значит, здесь вышибалой работаешь?» — спросила она, и своей крохотной ладошкой прижала светлую косу к нежной щеке, отчего Зубило был готов выть от восторга.
«Что?.. Тога…» — не мог найтись молодой казак, все тяжелее наваливаясь на стол, и понимая, что скоро горилка в его жилах и её красота возьмут своё. А она улыбалась, и в его тени её лицо со вспыхнувшими глазами становилось всё краше… А потом незнакомка вскочила — юбочка её едва-едва прикрывала самый срам, да и то так облегала, что и нужды в ней не было, — и протянула к нему руки.
Он подхватил, обнял её одной рукой под голые колени, почувствовав, какая горячая у неё была кожа, а она сама легла на другую, как ребёнок — легонькая, так покорно прижалась к нему, что всё его тело словно сгорело в сладостном огне.
«Ты кто такая?» — спросил он её, не замечая, как поднимается наверх, в комнату.
«Неважно» — ответила она, и он увидел, как в страстном вздохе киль грудины рвёт дорогую заморскую ткань тоненькой блузки.
«Зови меня звездой»… — поцеловала его она и заставила смотреть в свои глаза…
Стрёкот пронёсшейся над ними летающей колымаги оторвал гетмана от сладостных воспоминаний.
— Черти! — выругался водитель-человек: — Им же сказано — до подтверждения не покидать постов, так эти дурни, едва тревогу отменили, уже домой рванули!
— Что? Кто⁈ Какую тревогу?
— Гетман, послухайте, как Марчантар ругается. Кто-то на Стене пошутил, дал отбой по городу, — объяснил Кошевой: — Это горе-войско и радо было посигать с постов до хат и жинок. Кум комиссар вон и матюком и добрым словом просит, чтоб не верили.
— А тут уже и на вихрелётах погнали, — добавил машинист.
— Тревога? Вихрелёт? — гетман задумался: А ну-ка, давай за этой колымагой! Поворачивай! Это принцесса!
— Есть, — однако, сразу повернуть не удалось — пошел встречный, так что они порядочно удалились от места встречи.
— Она специально дала отбой тревоги, чтобы выключились зенитки, — пояснял гетман тем временем Кошевому и подбежавшим на крик «принцесса» хлопцам: — Помните, во время второго штурма тоже рано отбой дали, и нам пришлось за шкирку тащить пушкарей к пушкам? Вот так. Зря Марчантар ловил её в подвале — она через дымоход вылезла!
…Брошенный вихрелёт они нашли у стен следующей централи — и никаких следов вокруг. Зелёноглазая дьяволица снова была на шаг впереди. Если не на два…
Маскировка
…Это была идея Аравинды — разлить остатки горючего из баков машины и сжечь все следы. Кто-то (в том числе сама принцесса) опасались, что так и этот летучий вагон взорвётся, но инженер их убедил, что со слитым горючим и спущенным из баллонов воздухом там просто нечему не то, что взрываться — даже и гореть. Метеа сама подожгла лужу топлива — ступив в неё ножкой, и полностью поверила в безопасность только тогда, когда вдалеке послышался шум подъезжающего поезда.
На самом деле они никуда не бежали — спрятались тут же, в технических шахтах, старательно присыпав люки снегом и землёй. Пожар скрыл все следы, даже самые глубокие, от горячих демонов.
