Шрифт:
Закладка:
«Я давно уже собирался кое-что с тобой обсудить», – сказал Канамэ, при этом голос его звучал так бодро и беззаботно, словно он приглашал жену на пикник.
«Да, я тоже хочу кое-что с вами обсудить», – отозвалась Мисако почти теми же словами и, улыбнувшись мужу краешками покрасневших от бессонницы глаз, придвинула свое кресло поближе к печке.
Супруги говорили откровенно и, как выяснилось, сходными путями пришли к сходным выводам. Их брак не зиждется на взаимной любви, – начал Канамэ, – тем не менее они признают друг за другом определенные достоинства, изучили характеры друг друга, и не исключено, что лет через десять или двадцать, на пороге старости, они смогли бы обрести гармонию в своих отношениях, но стоит ли тратить жизнь на достижение этой призрачной цели? «Я тоже так считаю», – согласилась Мисако. Оба были согласны и в том, что оставаться вместе из одной только любви к сыну – глупо. Но когда Канамэ прямо спросил жену, хочет ли она развестись, та поставила ему встречный вопрос: «А вы?» Оба понимали, что развод был бы наилучшим выходом из положения, но ни тому, ни другому не доставало смелости это признать, каждый досадовал на свое малодушие и тем вернее загонял себя в тупик.
У Канамэ не было причин выдворять жену из дома; если бы инициатором развода стал он, его наверняка замучила бы совесть, поэтому он предпочел занять выжидательную позицию. Кроме того, он считал: поскольку у Мисако есть человек, с которым она намерена соединить свою судьбу, ей и следует произнести решающее слово.
Для Мисако же все выглядело иначе: мысль о том, что у мужа нет женщины, с которой он мог бы создать новую семью, и что, следовательно, из них двоих только она будет счастлива, не позволяла ей сделать первый шаг. Да, она не была любима мужем, однако нельзя сказать, чтобы он как-то особенно ее третировал. Конечно, человеку всегда хочется большего, чем он имеет, но на свете так много по-настоящему несчастных жен, и если взглянуть на вещи под этим углом зрения, то, в сущности, она не имела права роптать; отсутствие же пылкой любви со стороны Канамэ все-таки не могло служить достаточным оправданием для того, чтобы бросать мужа и сына.
Одним словом, при мысли о разводе каждый из них претендовал на роль жертвы, желая обеспечить себе наименее уязвимое положение. Но почему эти двое взрослых людей находили стоявшую перед ними задачу столь непосильной? Почему боялись осуществить то, что казалось единственно разумным? Не был ли это всего лишь страх перед необходимостью разорвать так долго связывавшие их узы? Но боль разрыва скоротечна, опыт множества прошедших через него пар показывает, что со временем она утихает… «У нас все не как у людей: вместо того, чтобы беспокоиться о будущем, мы изводим себя сиюминутными страхами», – заключили супруги с усмешкой. «В таком случае, – предложил Канамэ, – нам надо готовить себя к разрыву постепенно, исподволь, так, чтобы он произошел по возможности незаметно для нас обоих». Вероятно, в прежние времена, рассуждал он, неспособность человека перетерпеть горечь разлуки воспринималась не иначе как проявление инфантильности или нелепой сентиментальности. В наше время, однако, умение достигнуть поставленной цели с наименьшими эмоциональными издержками считается признаком ума. Канамэ полагал, что они с Мисако не должны стыдиться собственного малодушия, – им следует принять это как данность и соответствующим образом прокладывать себе дорогу к счастью. Он перечислил по пунктам ряд условий, которые сформулировал для себя заранее, готовясь к этому разговору:
1. Пока что для всех вокруг Мисако должна по-прежнему сохранять видимость супруги Канамэ.
2. Равным образом Асо должен выглядеть в глазах окружающих не более чем ее добрым знакомым.
3. Мисако свободна в своей любви к Асо, как духовной, так и телесной, однако лишь в тех пределах, в каких это не грозит вызвать осуждение со стороны общества.
4. Если по прошествии года или двух окажется, что отношения Мисако и Асо имеют перспективу завершиться счастливым браком, Канамэ, взяв на себя всю полноту ответственности, постарается добиться согласия родни Мисако и официально передаст ее Асо.
5. Таким образом, этот период протяженностью в год или два послужит для Мисако и Асо испытательным сроком и даст им возможность проверить свои чувства. Если в итоге обнаружится, что они не сошлись характерами и рассчитывать на счастливый брак не приходится, Мисако останется жить в доме Канамэ.
6. Если же все сложится благополучно, Асо и Мисако станут мужем и женой, а Канамэ будет поддерживать отношения с ними обоими на правах друга семьи.
Окончив свою речь, Канамэ увидел, что лицо у Мисако просветлело подстать утреннему небу за окном. «Спасибо», – коротко молвила она. На глазах у нее выступили слезы облегчения, тяжкий груз, так долго не дававший ей вздохнуть, наконец упал с души, и будущее предстало перед ней в радужном свете. Глядя на нее, Канамэ и сам ощутил нечто подобное, ему тоже стало как будто легче дышать. За годы совместной жизни они привыкли изъясняться обиняками и, по странной прихоти судьбы, только теперь, заговорив о разводе, обрели способность открыто поверять друг другу свои мысли.
Вне всякого сомнения, предложенный Канамэ план действий походил на весьма рискованную авантюру, но если не дать себе возможности, закрыв на все глаза, постепенно приблизиться к черте, от которой уже не будет возврата, то ни он, ни она никогда не решились бы на развод. Ожидать возражений со стороны Асо вряд ли приходилось, и все же, посвящая его в свой план, Канамэ не преминул заметить: «Вероятно, на Западе существуют страны, где на такие вещи смотрят сквозь пальцы, но японское общество не столь либерально, и, чтобы осуществить задуманное, нам придется действовать с величайшей осторожностью. Самое главное – чтобы мы, все трое, полностью доверяли друг другу. В подобных обстоятельствах даже самые близкие друзья не могут быть застрахованы от всякого рода недоразумений. Важно помнить, что каждый из нас находится в весьма деликатном положении, а значит, мы обязаны проявить максимум щепетильности, чтобы
