Шрифт:
Закладка:
– Ты меня не благодарить должен, а ненавидеть. Из-за меня ты чуть не умер.
– И всё же ты спас меня, – устало напомнил я.
Жутко клонило в сон. От слабости я не мог даже сесть. Было так спокойно просто лежать в темноте и слушать его голос. Почему-то… в эту минуту я совсем его не боялся.
– Я не мог иначе, – произнёс Гедеон тихо.
Мог. Ведь мог. Наследник Бёрко, приёмный сын, ненастоящий брат. Чужак в семье. Угроза для Совета старейшин и нынешнего политического строя. Да, Гедеон сегодня мог раз и навсегда избавиться от меня. У меня бы остановилось сердце. Оставь он меня беспомощного, я бы уже был мёртв.
– Никому не говори об этом. – Гедеон подсел ближе и склонился ко мне. – Это опасно. Извлечение материи карается законом строже, чем убийство на дуэли.
– П… почему? – Поспеть за его словами было сложно.
– На дуэли чистокровные равны. Каждый владеет материей с рождения. Но ты можешь впитать силу противника, оставить его без оружия, убить беспомощного.
– И он станет низшим…
– Что?
– Чис…Чистокровный без тёмной материи станет низшим.
Я еле мямлил. Голова не работала. Мысли путались.
– Убийство чистокровного как низшего карается законом строже?
На лице Гедеона отразилось непонимание: брови сошлись на переносице, рот скривился. Прищурившись, он смотрел на меня в ожидании объяснений.
– Ведь чистокровный без тёмной материи похож на низшего, – вновь повторил я. Связно мыслить и собирать слова в предложения было сложно. Приходилось сосредотачиваться на каждой фразе. Я говорил заторможенно, но Гедеон не прерывал меня. – Он слаб. Не может постоять за себя никак, кроме физической силы. Если убить так чистокровного… что мне будет?
– Возможно, смертная казнь, – наконец ответил Гедеон.
– А что будет за убийство низшего?
– Штраф и исправительные работы, – обречённо произнёс он, понимая теперь, куда я клоню.
– Это несправедливо, – в сердцах проговорил я, закрыв глаза, и прохладная ладонь устало легла мне на лоб.
– Одни в рабстве у других. Какая уж тут справедливость.
13
Нас остановили на границе с Центральным районом. Скэриэл выглядел слишком непринуждённо, учитывая, что за нами, по его словам, велась слежка.
Вечером здесь всегда было много желающих пересечь границу и попасть в Запретные земли. Полукровки возвращались домой после рабочего дня, чистокровные ехали в клубы. Мы встали в пробку, а значит, вместе с нами застряли и преследователи.
Я был так напряжён, что сразу вызвал подозрение у пограничника. Он грубо приказал нам выйти из машины, а затем служебные собаки проверили салон и багажник на наличие виса. В последнее время имитаторов тёмной материи становилось всё больше. Скэриэл был спокоен, вежлив и улыбался проверяющим. Я, напротив, угрюмо отмалчивался. Последовала более тщательная проверка документов и наличия тёмной материи – в этом мне помог Скэриэл. Но пограничники не успокоились и долго проверяли подлинность моего разрешения на нахождение и проживание в Центральном районе. Всё это заняло не меньше получаса, а то и час.
Нашего водителя, судя по лицензии, закреплённой на приборной панели, звали Гарретт Хоббс. Он был чуть ниже меня ростом, с щетиной и прокуренным сиплым голосом. Когда мы пересекли границу, Скэриэл попросил поехать другой дорогой. Гарретт, то и дело поглядывая на нас через зеркало заднего вида, молча развернул машину.
Если до этого я надеялся, что Скэриэл ошибся, то теперь был уверен в его правоте. Когда мы остались абсолютно одни на пустой дороге, я заметил далеко позади чёрный джип представительского класса. Стало понятно, почему Скэриэл предложил сменить маршрут. Другой вопрос – как он заметил хвост в центре?
Вдоль дороги пролегала река с быстрым течением. Это и дорогой-то сложно было назвать. Стоило чуть отъехать от границы, как асфальт быстро сменился гравием вперемешку с глиной; в дождь ехать по грязи было опасно: не совладав с рулём, недолго улететь в кювет или, что ещё хуже, в воду с обрыва – и прощай, машина.
По другую сторону темнели заброшенные заводы и фабрики. Раньше здесь работали низшие, но после переворота предприятия позакрывались, а люди подались кто куда: уехали в другие города на заработки или остались, но погрязли в криминале. Появлялись группировки, началась бесконечная и кровавая делёжка территории. Даже само название Запретные земли получили именно тогда, тогда же обрели статус опасных районов, гетто. Все эти ограничения свободы для низших и полукровок, разрешения на передвижение, проверки ввёл Совет старейшин. Появился даже ещё один бизнес по созданию липовых лицензий, благодаря которым низшие могли попасть в центр. А с употреблением виса можно было устроиться на работу бок о бок с чистокровными.
На улице быстро темнело, но очертания заброшенных цехов, обветшалых складов и старых рабочих общежитий легко угадывались за мутным стеклом автомобиля. Окна были разбиты, что-то успели разворовать, краска потрескалась, стены и двери покрылись оранжево-бурыми пятнами. За шестнадцать лет всё заросло высокой травой. Повсюду высились горы мусора. От накопившегося гнилья попахивало.
Отец одного из моих приятелей, Реми, спился как раз после закрытия заводов. Я помню, как сам Реми тоже начал выпивать, – к тому времени старик уже умер, вдоволь хлебнув украденного технического спирта. Реми поносил Совет старейшин и мечтал прирезать парочку аристократов. Я не знаю, что с ним стало потом; мы потеряли связь, когда я начал работать со Скэриэлом. Честно говоря, когда Реми стал одержим мыслью об убийствах чистокровных, я решил держаться от него подальше, иначе меня могли загрести за компанию. А то, что его рано или поздно посадят, было вопросом времени.
– Как давно вы работаете водителем? – внезапно спросил Скэриэл.
Гарретт явно не жаждал общения. Он бросил на нас очередной настороженный взгляд в зеркало заднего вида и ответил:
– Недавно начал.
Скэриэл улыбнулся, но я заметил, как он тихо отстегнул ремень безопасности и вытащил из внутреннего кармана куртки складной нож. Я отсел подальше, давая ему больше места. Скэриэл открыл нож, и острое лезвие, отразив лунный свет из окна, сверкнуло в тусклом салоне.
– Мистер Эн мало платит, да? – спросил он и накинулся на водителя.
Я машинально схватил сумку с деньгами, не понимая, что именно затеял Скэриэл. Левой рукой он обвил шею Гарретта – так, что тот чуть не задохнулся, а когда водитель попытался дёрнуться, приставил нож к его горлу и надавил.
– Веди прямо, ублюдок, – прошипел Скэриэл ему на ухо. – Только двинься, и я перережу тебе горло.
Гарретт застонал, машинально дёрнул головой, пытаясь отстраниться от ножа, и вскрикнул. По его шее потекла тонкая струйка крови. Порез был крохотным.
– Я ничего против тебя не имею, – полушёпотом произнёс водитель, когда Скэриэл чуть ослабил хватку, позволяя тому говорить. – Я просто везу вас.
– Ты работаешь на мистера Эн, верно? Мне знакомо твоё лицо…
– Скэр, – позвал я, глядя на него во все глаза. – Что мне делать?
– Позади нас машина, наблюдай за ними, – не отвлекаясь, велел он. – Если пойдут на обгон или будут вести себя подозрительно – дай знать.
Далеко позади действительно ехал тот самый джип. Машину было трудно распознать в темноте. Пришлось напрячься и долго вглядываться, прежде чем я смог различить силуэты водителя и его попутчика.
– Отвечай! – Скэриэл надавил на шею Гарретта.
– Я не могу дышать! – прохрипел он и не удержал руль.
Наша машина вильнула, и это чуть не стоило Гарретту жизни. Скэриэл крепче сжал нож. Я отстегнулся и сел так, чтобы лучше видеть преследователей. Они заметили нашу подозрительную езду, посигналили; наш водитель посигналил в ответ. И тут же Скэриэл с каким-то с особым садизмом, которого я не мог ожидать, вонзил лезвие ему в плечо.
Водитель завопил, отдёрнул левую руку и вцепился в Скэриэла. Руль остался без контроля. Я потянулся с заднего сиденья и схватился за него.
– Твою мать! – прохрипел Гарретт, пытаясь выпутаться из хватки Скэриэла.
Он нажал на педаль тормоза, и раздался оглушительный визг шин. Я врезался в приборную панель – правый висок и скула взорвались болью. Кажется, я вывихнул руку. Скэриэл впечатался в водительское сиденье. Я поднял взгляд и первым делом увидел чёрную копну волос. Он выругался и впился в Гарретта – того спас ремень безопасности, иначе он бы пробил головой лобовое стекло. Нож всё ещё торчал