Все это служило причиной неприятных недоразумений для брата и сестры.

Однако им был положен конец, когда молодые люди решили сообща отправиться в путь на другой день. Но и это решение не обошлось без новых волнений, вызванных сборами в дорогу.

Надо было оставить на корабле оружие и почти все боевые запасы. Жан нашел нужным взять только три карабина, шесть револьверов, четыре кинжала, двести пятьдесят патронов и большую часть провизии в возможно меньшем объеме.

Жанна совершила настоящие чудеса ловкости в восемь дней. Из парусины, служившей навесом на палубе, она искусно выкроила и сшила мешки, которым недоставало теперь одних ремней для подвешивания. Сверх того, девушка сплела четыре гамака, легких и вместе с тем очень прочных. Наконец, она сшила для всех гамаши, мягкие и в то же время плотные, а к ним эспадрильи, к которым изобретательная Ильпа взялась сплести подошвы из волокон кокосовой пальмы.

Когда наступила минута отправления в дорогу, девушка почувствовала слезы у себя на глазах.

– Прощай, бедный «Сен-Жак», – прошептала она, невольно заплакав.

Рассыпав на палубе весь остаток зерен, предназначенный для кур, Жанна побежала отворить двери их клеток, чтобы они могли сами позаботиться о своем пропитании. Когда очередь дошла до наседки, молодая хозяйка прослезилась вторично при виде этой заботливой матери, спешившей на ее зов в сопровождении своего юного потомства в полном комплекте. Все оказались в сборе; ни один не замешкался на призыв, а даже явился один лишний.

Жанна положила двенадцать яиц под теплые перья курицы. А между тем за наседкой бежало тринадцать цыплят, бойких и одаренных отличным аппетитом. Девушка наивно удивилась этому и попросила Жана разрешить такую странную загадку.

– Должно быть, – заметила она, – одно яйцо было о двух желтках. Это один из удивительных случаев рождения близнецов.

– Вот вздор какой! – со смехом подхватил Жан. – Курица просто-напросто снесла тринадцатое яйцо в тот день, когда ты заставила ее сесть на чужие яйца, чтобы сделаться матерью двенадцати приемышей.

Жанна с минуту засмотрелась на эту неосторожную в своей невинности пернатую семью, разбежавшуюся по корабельной палубе на глазах молодых ягуаров и поднявшую пронзительный писк при виде обилия испорченного проса, конопляного семени и испанской пшеницы, которые молодая девушка рассыпала щедрой рукой, не жалея ничего в минуту горькой разлуки.

– Ну что же, – прошептала она, – если мы вернемся, то по крайней мере найдем их выросшими.

И озабоченная их благополучием, Жанна больно ударила Бархата, вздумавшего было последовать примеру прожорливой ватаги цыплят, к видимому ущербу птичника.

В то же время Жан принялся наряжать барана довольно необыкновенным образом.

Он обмотал его узкими полосками парусины и укрепил у него на спине самый громоздкий из тюков с вещами, где не были забыты и запас рома, и спиртовая лампочка, и теплые одеяла, необходимые для жизни на открытом воздухе, а в особенности для ночлегов под открытым небом.

– Что же делать! – сказал сестре молодой Риво. – Робину предстояло или пойти нам в пищу, или обратиться во вьючное животное. Ведь тибетские пастухи поступают же так со своими овцами. По крайней мере, теперь бедняга останется в живых.

Жанна развеселилась перед этой живописной картиной и перестала плакать.

Было шесть часов утра 26 февраля. Солнце уже взошло, так как в тропических странах, близких к экватору, рассвет и сумерки совершенно неизвестны. Море раскидывалось безбрежной молочной равниной, а небесное светило сохраняло еще красноватый оттенок, придающий ему сходство с исполинским шаром раскаленного железа.

– День будет превосходный, – сказала Ильпа, подавая сигнал к выступлению и первая трогаясь в путь.

Она была храбрая женщина, и Сари было с кого брать хороший пример. Будучи еще слишком мал, чтобы выдержать тяжесть карабина, он получил от Жана шестизарядный револьвер, с которым управлялся очень ловко, поддерживая только при стрельбе правую руку левой. Кроме того, мальчик попросил у своего покровителя позволения взять себе каталонский нож, оказавший такие драгоценные услуги молодому человеку в первые дни после кораблекрушения.

Жан не только исполнил просьбу маленького дикаря, но даже подарил ему это оружие. Сари обещал выказать себя достойным такого подарка.

Ильпа со своей стороны вооружилась карабином. Брат с сестрой давали ей уроки стрельбы, и индианка сделалась довольно скоро замечательным стрелком.

Она дала своим друзьям самое убедительное доказательство собственной преданности.

Для диких племен нет ничего труднее, как уступить требованиям цивилизации относительно костюма. Негры и индейцы очень похожи друг на друга в этом отношении, но последние несравненно более тяготятся необходимостью носить платье, что составляет для них настоящую пытку. Тем не менее Ильпа поняла, что скорее скроется от недоброжелательства своих соотечественников и подвергнет меньшему риску своих благодетелей, если наденет платье белых или хотя бы ограничится главными частями европейского костюма. Поэтому она надела панталоны из белого холста, обулась в эспадрильи и натянула гамаши на свои крепкие ноги. Матросская рубашка прикрывала ее бюст, но бедная индианка не могла привыкнуть к рукавам, так что Жанна волей-неволей обрезала их ей почти у самых плеч. Сари, как более молодой, скорее свыкся с неудобством носить одежду.

Первые часы путешествия не ознаменовались никакими приключениями.

План, предложенный молодым Риво, был принят остальными. Поэтому путники двинулись к северу, то есть к Арагвари, пересекая полуостров в самой узкой его части, там, где лес был менее густым.

Жан открывал шествие, сопровождаемый сестрой и Сари. Ильпа составляла арьергард, ведя на веревочке барана, что не было особенно легкой задачей, так как почтенный Робин не пропускал ни малейшего случая полакомиться и останавливался у каждого кустика травки, у самых тощих побегов кустарника.

Изумруд, Золотая Шубка и Бархат, привыкнув к ежедневным прогулкам, по обыкновению прыгали и резвились, как молодые собаки, вокруг своих хозяев. Порядком подросшие, ягуары могли теперь постоять за себя и служили порукой сравнительной безопасности людей.

Ходьба представляла страшные затруднения. Правда, пешеходам не надо было прокладывать себе дороги, разрывая цепкие лианы и травы, режущие тело. Но зато им приходилось подвигаться по совершенно размякшей почве, буквально распустившейся от двухмесячных дождей и подсохшей только на поверхности, так что, поставив ногу на твердую с виду землю, человек неожиданно проваливался в густую, липкую грязь, откуда было очень трудно вытащить ступню. Таким образом, каждый шаг требовал больших усилий, и движение ежеминутно замедлялось.

Потребовался целый день, чтобы пройти восемь миль. Это было убийственно.

– Если мы будем так тащиться, – в отчаянии воскликнул Жан, – то нам понадобится целый год, чтобы дойти до города Мапы!

Но как ни труден выдался день, ночь оказалась еще хуже. Пришлось долго отыскивать каменистую площадку, достаточно твердую, а главное сухую,