Дорен посмотрел на площадку верхнего этажа, до которого они почти добрались. Выше квартир не было, поэтому красная дверь с бронзовыми декоративными заклепками могла принадлежать только Ракарду Лакселю.

Хальрун мог бы сказать, что это была их единственная зацепка, поэтому оставалось положиться на гадалку, не стал. Он лишь указал в сторону двери.

- Давайте проверим, - предложил журналист. – Ответы близко.

- Так и есть.

Вот только выглядел детектив не настолько уверенным, каким показал себя на словах. Руку он держал в кармане и, наверняка, сжимал там отмычку. Внутри Дорена шла нешуточная борьба, прекрасно заметная стороннему наблюдателю.

- Можно подождать до завтра. – предложил Хальрун. – Завтра делом займутся другие, и это будет уже не ваша ответственность.

- Вы правы, - поколебавшись сказал Дорен. – Нужно действовать сейчас. Нельзя уйти, постояв под дверью.

- Именно, - поддакнул Хальрун.

Дорен сделал шаг наверх, а затем неожиданно для журналиста растянул губы в безрадостной улыбке.

– Знайте, вей Осгерт, если вей Лаксель сейчас дома и если он пожалуется капитану моего управления на мою навязчивость, то до конца дней я буду заниматься карманными кражами.

- Звучит, как проклятие, – сказал Хальрун.

- Именно, вей Осгерт. Проклятие неудавшийся карьеры не смертельное, но очень обидное.

Поддавшись внезапному порыву несвойственного для себя сочувствия, Хальрун, который сам только что подталкивал детектива к действиям, уточнил:

– Разве вам не обязательно идти? Это не входит в ваши служебные обязанности, как я понял.

- Не входит, - согласился Дорен и продолжил подниматься на верхний этаж.

Хальрун, решительно ничем не рисковавший, по-новому посмотрел на детектива. Кроме уважения, газетчик испытал непонятное неуютное чувство, которому не сразу сумел найти название. Он хотел что-нибудь сказать, но в последний момент передумал, и молча пошел следом.

Площадка с самой яркой во всем здании дверью пустовала. Было тихо. Даже когда Дорен потянул на рычажок звонка, звук вышел далеким – толстый камень и плотное дерево надежно его заглушили. Несколько секунд ничего не происходило... Потом тоже.

– Никого? – спросил Хальрун шепотом, но Дорен все равно на него шикнул.

– Тсс...

Газетчик понятливо кивнул и снова вслушался в тишину за дверью. Дорен позвонил снова, а затем еще раз, в третий... Паузы между звонками становились все короче.

– Вам не кажется, что там кто-то кричит? – спросил журналист, напрягая слух.

За дверью определенно кто-то находился – едва различимые для уха звуки не могли доноситься с улицы. Газетчик посмотрел на Дорена, взгляд которого стал острым, а брови нахмурились. Выражение лица получилось комичным, но Хальрун не засмеялся.

– Думаю, вам не кажется, – согласился детектив. – Я не уверен, но...

– Но там, похоже, кто-то зовет на помощь? – подхватил Хальрун, а затем сам решительно потянулся к звонку.

Неприятное дребезжание быстро заглохло, и внутри квартиры кто-то продолжил создавать шум. Отдельных слов разобрать не получилось, даже когда Хальрун припал ухом к скважине.

– Дайте мне! – потребовал Дорен.

Он занял место Хальруна, стоило журналисту подвинуться.

– Готов спорить, кто-то звал на помощь. Я почти уверен, что слышал «помогите».

– Тише, – попросил Дорен.

Он прикрыл глаза и, как показалось газетчику, перестал дышать. В дверь детектив вжался так сильно, словно хотел через нее просочиться. Сам Хальрун больше не слышал криков из квартиры. Внутри, казалось, все затихло.

– Дайте мне ваш инструмент, – потребовал газетчик и нетерпеливо выставил руку.

– Что?

Дорен уставился на журналиста, забыв разогнуться. Он так и стоял, прилипнув ухом к низко расположенной замочной скважине.

– Я собираюсь открыть нам дверь... То есть, попытаюсь. Вы же мне подскажите, что делать? Однажды я успешно вскрыл мамину шкатулку ее же шпилькой, но это было очень давно. Мне требуется руководство, зато последствий, если вдруг внутри обнаружится рассерженный хозяин, у меня будет меньше, чем у вас.

Дорен медленно перевел взгляд на пустую ладонь, которую протянул в его сторону Хальрун.

– Ну же! Давайте скорее, детектив! Прямо сейчас там могут кого-то убивать.

Эта фраза все решила.

– Лучше я сам, – сказал Дорен и снова склонился над замком. – Нужно спешить.

Хальруну осталось наблюдать за торопливыми, но уверенными движениями.

– Ловко у вас получается. Опыт?

– Не мешайте, вей Осгерт, – сквозь зубы процедил Дорен.

Детектив сосредоточился на тонком процессе взлома, и замок в конце концов поддался: что-то щелкнуло, а затем дверь медленно приоткрылась. Газетчик с полицейским переглянулись, но первым отмер Дорен. Хватило легкого движения, чтобы увидеть неосвещенную прихожую… И погром в ней. Пол покрывали осколки: смесь стекла и фарфора. Опрокинутая вешалка лежала в углу. С нее, видимо, и упал белый шарф, ярким пятном выделяющийся в темноте, перчатка из светлой кожи, а также шляпа, по которой кто-то прошелся, безжалостно смяв тулью. Дополняли картину какие-то клочки и обрывки. Подозрительных звуков не было.

Хальрун собрался присвистнуть, но вовремя опомнился. Не отводя настороженного взгляда от прихожей, газетчик наклонился к уху детектива:

– Я сейчас очень надеюсь, что у вас имеется при себе оружие.

Ответ он угадал еще до того, как Дорен открыл рот, хотя даже не смотрел на детектива. Сработало предчувствие.

– Не имею привычки, – ответил полицейский.

– Очень напрасно... Очень, – пробормотал Хальрун, вглядываясь в тихую темноту квартиры.

Просторная прихожая двумя крыльями уходила вправо и влево, и с каждой стороны путь преграждала двустворчатая дверь. В простенке напротив входа висела непристойная картина, изображавшая спящую под тонкой простыней нагую девушку. Нарисованная красавица, как магнит, притягивала взгляд, хотя место для любования искусством было явно неподходящее. Хальрун заставил себя посмотреть на Дорена и с обидой обнаружил, что полицейского живопись вообще не заинтересовала. Детектив изучал осколки, осторожно переступая с одного свободного пятачка пола на другой.

– Направо или налево? – спросил Хальрун. – Только не просите разделиться. Я от вас не отойду.

– Я не собираюсь вам это предлагать, – произнес Дорен, продолжая свое занятие. – Минуту, тут кое-что любопытное...

Хальрун быстро закивал. Чтобы ни говорила вея Альгель, он никогда не рисковал без веской причины. Немного пронаблюдав за полицейским, журналист достал блокнот и стал делать собственные заметки. Работа у него была интереснее, чем у детектива. Пока Дорен изучал всякий мусор, Хальрун в красках описывал спящую девушку. Журналист еще не решил, в каком контексте напишет про жилье фабриканта (ведь внутрь он попал незаконно), зато он точно знал,