Хальрун удивленно моргнул, недоверчиво усмехнулся, а затем по-новому посмотрел на полицейского.

– Что-то не так, вей Осгерт? – спросил Дорен, и его рука замерла над рычажком звонка. – Читать новости утром – полезная привычка.

– Смотря что именно вы читаете. Знаете, что все газеты делятся на утренние и вечерние? «Новостевик Совета» относится к последним, и только по недоразумению выпускается с утра.

Детектив нахмурился, пытаясь уловить логику Хальруна. Газетчик улыбался.

– Почему? – сдался полицейский.

– Все очень просто. Даже странно, что вы не поняли, – Хальрун награнно покачал головой. – Их манера писать – прекрасное средство от бессонницы. Какой непрофессионализм. Просто позор.

– Лучше описывать, кто, кого и сколько раз толкнул? – вступился за «новостевиков» Дорен. – Если вы так думаете, то нас разные представления о вашей профессии.

Хальрун фыркнул.

– Да, но ведь у меня было описано, почему советники начали драться и что перед этим обсуждали.

– В двух абзацах! – возмутился Дорен, окончательно отворачиваясь от двери и поворачиваясь к Хальруну.

– Зато точно и по сути! Я не политик, детектив. Пусть советники болтают сколько им вздумается, если есть охота, а журналист обязан взвешивать каждое свое предложение. Печатное слово имеет известную цену. Одну тысячную круша за сто букв, если вы не знали, а это немало!

Хальрун был действительно зол на газетчиков из «Новостевика Совета». Место под крылом «отцов города» считалось самым хлебным: зарабатывали там в разы больше, чем в «Листке», а работать приходилось меньше. Хальрун почти восхищался наглостью некого Н. Клайвика, который выдал речь председателя за собственную статью, добавив по абзацу во вступлении и по завершению текста. Пелруд Эймарк такой халтуры не допускал, и Хальрун испытывал к коллегам черную зависть, которую изливал теперь на неподготовленного к натиску полицейского. Тут и выяснилось, что детектив Лойверт умеет держать удар.

– А вы кто такой, чтобы решать, что важно, а что нет? – возразил он. – Вместо того чтобы давать пищу умам, вы навязываете им мнение, и даже не собственное. Вы...

К сожалению, речь Дорена оказалась прервана появлением госпожи Лаллы, которая внезапно возникла в темном дверном проеме. С утра гадалка была одета в вечернее платье с блестками, и выглядела уставшей. Круги под глазами свидетельствовали о тяжелой, бессонной ночи.

Детектив не нажимал на дверной звонок. Дорен отвлекся на разговор про газетчиков и не сделал этого.

– Доброе утро, госпожа Лалла, – поздоровался с ней Хальрун, приподнимая шляпу. – Мы не слишком рано? Я знаю, как невежливо приходить раньше назначенного времени, но иногда обстоятельства вынуждают спешить.

Дорен в знак приветствия просто прикоснулся к полям головного убора.

– Как видите, я готова встречать гостей, вей. Вы совершенно не рано, – сухо ответила гадалка.

Она слегка щурилась, и журналисту казалось, будто в его мысли пытаются проникнуть, таким пронзительным был взгляд Лаллы. Она не выглядела той самоуверенной, преисполненной ленивой грации женщиной, какой представилась газетчику при первой встрече. В ее облике появилась небрежность: по тому, как сидело платье, и по слегка растрепанной прическе можно было догадаться, что госпожа Лалла была чем-то взволнована. Даже выразительная глубина ее голоса не казалась сегодня такой чарующей.

– Прошу вас, – сказала хозяйка дома. – Вам нужно зайти.

Она пересекла уже знакомую журналисту прихожую, но вдруг обернулась, словно внезапно что-то вспомнила.

– Обереги при вас, веи?

Хальрун достал свой и потряс им, как колокольчиком.

– Очень хорошо, – кивнула гадалка. – Прошу последовать за мной.

Она поднималась по лестнице тяжело и медленно, осторожно придерживая пальцами длинный подол. Струящаяся юбка в полумраке напоминала текущую воду, но детектив, вместо того чтобы любоваться плавностью движений гадалки, сверлил взглядом ее спину.

– Вы что-то узнали про вейю Кросгейс? – спросил Дорен.

Лалла покачала головой.

– Нет... Хотя я до сих пор уверена, что Мализа жива. Ночью я проводила сеанс, и духи сказали, что ее нет среди них.

– Показания духов не примут в суде, – заметил Хальрун.

Он не ожидал, что Дорен подхватит шутку.

– Именно, госпожа Лалла. И мое начальство их тоже не примет… Поймите, если вея Кросгейс не объявится сегодня, уже завтра ее будет искать вся полиция Центрального округа, и тайну сохранить не получится. Если вам что-то известно, самое время рассказать об этом.

– Не беспокойтесь, детектив, – ответила гадалка. – Мализа не из тех девушек, кто печется о репутации больше, чем о жизни. Смело делайте свою работу, и не думайте о злых языках...

Лалла шла первой. Хальрун видел ее выпрямленную спину и напряженные плечи, но внезапно их обладательница обернулась, жалобно обхватив себя руками.

– Нет! Я говорю вам делать вашу работу, но, прошу вас, действуйте скорее! – сказала гадалка севшим голосом. – Утром мне стало страшно. Мализа жива, но у меня возникло дурное предчувствие...

– Предчувствие с утра? – уточнил детектив, сердце которого не дрогнуло при виде страданий госпожи Лаллы. – Еще недавно вы демонстрировали пример удивительного самообладания, несмотря на исчезновение вашей знакомой прямо под окнами вашего дома. Что-то изменилось?

– Что вы пытаетесь сказать? – спросила гадалка и трагически закатила глаза. – Я до последнего надеялась, что Мализа вернется, и что все это окажется недоразумением.

Госпожа Лалла, как и подозревал Хальрун, оказалась прекрасной драматической актрисой.

– Вернется? – переспросил детектив. – Вы сами говорили, что вею Кросгейс преследовали и о том, что она чувствовала опасность.

Лалла опустила взгляд.

– У Мализы было пристрастие к странным шуткам... Простите... Идемте.

В комнате для сеансов она села за большой стол, который в прошлый раз был спрятан под кружевной материей, а сейчас пребывал в ужасном беспорядке. Хальрун с интересом рассматривал блюдце с водой, хрустальный шар на серебряной подставке, разбросанные кругом карты и прочие гадательные принадлежности.

Сделав драматичную паузу, гадалка жестом предложила Дорену занять место справа от себя, а после обратилась к Хальруну:

– Вы тоже, вей Осгерт. Садитесь возле меня. Сюда.

Газетчик пожал плечами и поступил так, как было предложено.

– И много открыло вам ночное гадание? – спросил он.

Бледная кисть Лаллы прикоснулась к кружевному воротничку, чтобы поправить камею, а затем гадалка посмотрела на Хальруна. Ее бледное лицо с настоящими, а не нарисованными тенями под глазами выглядело неестественно возбужденным.

– Она в беде. Что-то случилось.

– «Что-то»? – недоверчиво усмехнулся газетчик.

Лалла схватила из рассыпанной колоды