Шрифт:
Закладка:
– И все-таки что-то в этой теории имеется. Цвет невыносим!
– Тише!
– Что? – удивился Хальрун.
– Кто-то идет. Слышите?
Хальрун задержал дыхание и прислушался.
– Кажется, вы правы.
– Точно, – сказал детектив и слегка растянул губы в улыбке. – Его ведут.
Вслед за Дореном и Хальрун тоже уставился на арку прохода. Газетчик даже подобрал ноги и принял менее вызывающую позу.
– Вей Лаксель? – спросил Дорен при виде помятого и неопрятного человека.
– Это я. А вы кто такой? По какому праву вы сюда пришли и что-то требуете?
Из-за весело проведенной ночи голос Ракарда Лакселя напоминал ненастроенный инструмент. Он становился то хриплым, то визгливым и постоянно менял тональность. Хальрун впился взглядом в обладателя интересного голоса, стремясь запомнить о фабриканте как можно больше деталей.
Ракард оказался смазливым молодым человеком лет двадцати семи. Его черные волосы не так давно лежали в модной прилизанной прическе: следы лака еще были заметны, но пряди после ночи в борделе торчали в разные стороны. Костюм вея Лакселя тоже нес на себе следы порока в виде подозрительных пятен винного цвета, безнадежно испортивших новые, не самые дешевые вещи. Черты молодого фабриканта, мелкие, но довольно приятные сами по себе, портила кожа нездорового цвета и круги под глазами. Радужки у вея Лакселя были черными, но без той выразительной глубины, которая нередко характеризует глаза этого цвета.
– Здравствуйте, вей Лаксель. Меня зовут Дорен Лойверт, младший детектив управления Центрального округа...
– Ну и езжайте в свой Центральный округ. Что вы тут забыли?
Ракард прошел мимо полицейского, и расфокусированный взгляд молодого человека даже на мгновение не задержался на Дорене. Существования Хальруна фабрикат, казалось, вообще не заметил, хотя полезным искусством становиться невидимым газетчик никогда не обладал. Ракард ослабил галстук и развалился в кресле.
– Мне требуется поговорить с вами, вей Лаксель, – с достоинством ответил Дорен. – Кстати, если хотите, могу отвезти вас до дома...
– Домой не собираюсь. Если вам нужно говорить, говорите тут.
Лоб детектива слегка нахмурился – вряд ли Ракард это заметил, но Хальрун следил за всем очень внимательно.
– Веселый дом – неподходящее место. Разговор будет деликатным, а нас могут подслушать...
– Хетта! – рявкнул Ракард.
Из-за портьеры показалось симпатичное, хоть и слишком яркое, молодое лицо в обрамлении обесцвеченных, похожих на солому, прядей.
– Да, милый? – прощебетала заглянувшая в комнату особа.
– Возьми!
Ракард извлек кожаное портмоне, а затем уже из него достал две банкноты. Девушка с радостью приняла подачку.
– Проследи, что б никто не крутился, и сама не подслушивай.
Ракард пригрозил ей пальцем, но проститутка вряд ли приняла его просьбу близко к сердцу. Она улыбнулась, показав мелкие зубки, и удалилась, томно покачивая задом.
– Я настаиваю, – скучным тоном произнес Дорен. – Мы не можем говорить здесь.
Ракард вспыхнул внезапно и без предупреждения.
– Эй ты! – закричал он. – Ты меня арестовал, а? Арестовал, ничтожество?
– Нет, – был вынужден признать в миг побледневший полицейский. – Вы не...
– Тогда заткнись и спрашивай!
После гневной вспышки Ракард расслабился. Он растекся по креслу, с вызовом глядя на все вокруг. Вей Лаксель мог быть лишь мелким промышленником, мог быть почти разорен, но это не означало, что какой-то младший детектив имел право без веской причины беспокоить владельца фабрики. Промышленные производства являлись основой процветания Хогтории, и никого не волновали душевные качества тех, кто ими владел. Надежный покровитель (для младшего детектива им должен был стать начальник его управления) разом сделал бы позицию Дорена сильнее, но такого человека, очевидно, не существовало.
Хальрун с внезапным сочувствием посмотрел на полицейского. «Листок Роксбиля» существовал благодаря члену окружного совета Дайну Далмелю, без которого жизнь журналистов не была бы столь сытой и вольготной. Детектив Лойверт явно находился в худшем положении.
Дорен напрягся, но сдержался.
– Я не стану называть имен, – холодно сказал он. – И в ваших интересах не произносить их тоже. Думаю, вы и без этого поймете, о ком я говорю.
Ракард издал презрительный звук: он фыркнул, с шумом изгнав воздух из груди.
– Я ищу девушку...
Закончить Дорен не сумел – фабрикант расхохотался.
– Вокруг полный дом девушек.
– Я ищу ту, к которой вы проявляли интерес.
– Полный дом!
Ракард или великолепно изобразил непонимание, или на самом деле даже не подумал про Мализу.
– Я про девушку иного сорта. Богатую и влиятельную, которая имеет непосредственное отношение к моему Центральному округу. Она там живет.
Дорен говорил тихо и осторожно, что сразу придавало его словам особенный вес. На лице Ракарда, наконец, появилось озадаченное выражение. Фабрикант поморщился, словно унюхал нечто непотребное.
– Зачем ее искать?
– Потому что ее нигде нет... А вы, вей Лаксель, как мне известно, докучали этой девушке.
– Докучал? – зарычал Ракард. – Я готовился к свадьбе! Она была моей невестой!
Прозвучало это ошеломительно нелепо, но первым опомнился Хальрун.
– Готовились в веселом доме? – не сдержался он. – А невеста не возражала?
Газетчик успел поймать гневный взгляд Дорена (детектив не обрадовался вмешательству), а потом его схватили за воротник и попытались поднять с дивана. Ракард был ниже журналиста и физической силой не отличался, поэтому ничего у него не получилось, но жесткая ткань неприятно шаркнула Хальруна по горлу. Перед глазами оказался черный вычурный перстень с камнем в форме сердца, острая грань которого оцарапала шею журналиста.
– Ты! – закричал Ракард. – Грязный ублюдок!
Хальрун ответил не менее злобным шипением:
– Уберите руки, вей Лаксель! Я только спросил, не возражала ли невеста против ваших развлечений!
– Это оскорбление! Детектив! Вы слышали?
– Я слышал. Успокойтесь, прошу вас, вей Лаксель! – холодно попросил Дорен.
– Успокоиться? – заголосил тот.
Подрагивающая рука фабриканта сильнее сжала воротник Хальруна, и чтобы освободиться газетчику потребовалось вмешательство полицейского. К счастью, Дорен сумел предотвратить драку (вторую за сегодня для журналиста), втиснувшись между Хальруном и Ракардом.
– Убирайтесь и заберите свою невоспитанную шавку!
Фабрикант побелел (правильнее сказать, пожелтел) от злости. Разговор совершенно очевидно зашел в тупик, но детектив сделал еще одну попытку вернуть беседу в правильное русло:
– Вей Лаксель,
