Шрифт:
Закладка:
Дорен поморщился – ему не нравилось многословие Хальруна.
– Не называйте имен, прошу вас.
– Да... Хм... Прошу прощения, увлекся. А что знаете вы? – спросил журналист. – Мы ведь договорились быть честными друг с другом?
– Договаривались? Разве?
Дорен вздохнул (что Хальрун посчитал своей победой), а затем достал из кармана старые, потертые часы на цепочке. Шел, как заметил журналист, примерно двенадцатый час.
– Я думаю, нам пора. Идемте. Время встретиться с веем Лакселем.
– Вы с ним до сих не виделись? – удивился Хальрун.
– Виделся. Но поговорить нам не довелось, – загадочно ответил детектив.
Он сразу направился к выходу, а газетчик вначале допил пиво. Кружку пришлось прикончить одним глотком, но у Хальруна имелся богатый опыт доедания и допивания всего на свете на бегу. Бушлат он тоже застегивал в спешке – Дорен успел скрыться за дверью.
– Так что с фабрикантом? – спросил Хальрун, поравнявшись с детективом. – Не заставляйте меня у вас выпытывать, прошу!
Они шли вниз по улице, но куда именно, газетчик не знал. Детектив думал о чем-то, хмуря лоб.
– Я могу быть очень настойчив! – предупредил журналист. – И я очень не люблю неразговорчивых собеседников...
– Да помолчите вы хоть немного! Дайте ответить!
Газетчик хмыкнул и произнес:
– Да, детектив Лойверт.
Для убедительности Хальрун даже поднял руки вверх, но Дорен все равно заставил себя ждать. Детектив долго собирался с мыслями, хмурил брови и что-то про себя прикидывал. Хальрун мучился ожиданием до тех пор, пока они не добрались до самоходной машины. Сержанта внутри не оказалось, и Дорен сам сел на место водителя. Газетчик устроился рядом.
– И? – спросил он.
– Вы как будто собираетесь закипеть. Спокойнее, вей Осгерт. Сейчас...
Машина дернулась, неуклюже вильнула задом и только потом набрала ход. Вчерашний сержант управлял техникой умело, а детектив был слишком напряжен для такого простого занятия.
С переднего места Хальрун отчетливо различал смешное похрюкивание двигателя. Аппарату не помешал бы механик, но состояние «без пяти минут сдохнет» являлось общепризнанной нормой для казенной техники. Зато панель с приборами кто-то надраил так, что хромированные детали блестели, и вот это было необычно.
– Я сразу отправился к вею Лакселю, но дома его не застал, – сказал детектив, не отрывая взгляда от дороги.
Улицы Сартальфа пустовали, но Дорен и не думал расслабляться.
– Очень подозрительно, – заметил Хальрун.
– На первый взгляд. Вей Лаксель проводил время в веселом доме на улице Общественного благополучия... Пьяный настолько, что не могло быть и речи о разговоре с ним.
– Он не притворялся?
На мгновение детектив отвел взгляд от дороги, но почти сразу снова уставился прямо перед собой.
– Актерство – это по вашей части, – огрызнулся он. – Опьянение вея было самым что ни на есть натуральным.
– Тогда это может быть алиби, сделанное нарочно, – выдвинул новое предложение Хальрун. – Что может быть лучше, чем куча свидетелей (свидетельниц в нашем случае), которые видели вас во время преступления? А исполнение человек с деньгами всегда может поручить кому-то еще. Было бы даже странно, если бы вей все сделал сам.
Дорен терпеливо выслушал, но ничего не ответил. Хальруна молчание собеседника не устроило.
– Что скажите, детектив?
– Что у вас богатое воображение. Хорошо для писателя, плохо для полицейского.
– Разве полиция не должна строить теории? А сами вы что думаете? Что все-таки случилось с Мализой? И где она?
– Я не знаю. Вей Осгерт, догадки без фактов заводят на ложный путь. Постарайтесь сдерживать свои... скажем так... хм... порывы.
Хальрун вздохнул. Дорен Лойверт оказался человеком удивительно скучным.
– Постараюсь, детектив. Я доверюсь вашему суждению. Всецело... Так какое оно?
– Оно? – переспросил Дорен.
– Суждение.
Детектив помрачнел.
– Мое суждение заключается в том, что молодая незамужняя особа бесследно пропала. Ни на вокзале, ни в больницах никого похожего на вейю Кросгейс не видели, а единственная моя зацепка – отправленное вам письмо, из которого следует существование опасности, нависшей над пропавшей.
– Значит, вы искали ее в больницах и на вокзале?
– Разумеется, – произнес детектив. – И в других местах тоже. Сержант Олгар и сейчас как раз продолжает это занятие.
– А как, кстати? У него есть изображение вейи? Хотелось бы знать, как она выглядит.
Дорен оторвал одну руку от штурвала и извлек сложенный вчетверо лист бумаги. Изображение было совсем новым, но края и сгибы уже успели затереться. Портрет Мализы много раз доставали и разворачивали.
Хальрун видел эту девушку на иллюстрациях к газетным статьям и пару раз в издали живую. Журналисты из более престижных изданий всегда упоминали красоту молодой наследницы, но черно-белые размытые картинки никак не подтверждали их слова.
– Ого! – восхитился газетчик. – Я назвал бы ее очаровательной, даже будь она нищей. С ее деньгами вейя Кросгейс и вовсе редкая красавица.
Портрет был сделан карандашом, а автором являлся не иначе как штатный художник полицейского управления. Именно там у рисовальщиков появлялась неискоренимая привычка изображать лица в неудачных ракурсах, но вейю Кросгейс даже это не испортило. До сих пор Хальрун знал лишь, что она была блондинкой двадцати трех лет от роду – портрет, который он держал в руках, дополнил картину. У Мализы были густые волосы, маленькое личико с заостренным подбородком, большие глаза с длинными ресницами и тонкий аристократический нос. Не удержавшись, Хальрун щелкнул языком.
– Нет, до чего хороша! Такую девушку обязательно нужно найти!
Он обернулся к недовольному чем-то детективу. Дорен хмурился с того момента, как отдал Хальруну портрет, и газетчик почувствовал необходимость тоже стать серьезным.
– Вы думаете, она жива? – спросил он.
– Я не знаю.
Неопределенный ответ прозвучал дурным предзнаменованием. Теперь, когда пропавшая обрела лицо, Хальрун при всем желании не мог относиться к ее судьбе с прежним легкомыслием. Газетчик напряг голову, желая хоть чем-нибудь помочь расследованию.
– А машина? – воскликнул он. – Машина, на которой вейя должна была ехать домой. Где она?
Дорен поморщился от громкого звука.
– Давно стоит около дома Кросгейсов. Слуга перегнал ее в то же утро.
– Вот оно как...
– Не пытайтесь, вей Осгерт. Я размышлял над этим делом, и вы не сможете предложить ничего нового, до чего я бы не додумался сам.
